— Слушаю, батюшка Николай Петрович, рано ли ехать-то?
— Да поезжай часов в восемь утра; к вечеру-то вернемся.
— Хорошо, хорошо, знамо вернемся.
Приятели прошлись садом, потом вышли к озеру, побывали на мельнице.
Между тем, уже смеркалось и в доме зажгли огни.
В столовой кипел на столе самовар. Около него стояли ром и коньяк.
— Вот, Миша, сказал, напьюсь и напьюсь на радостях. Садись!
— Итак, Коля, ты завтра едешь в город?
— Да, нужно; поедем вместе; только не будешь ли скучать?
— А я бы попросил тебя уволить меня: ну что буду делать там; ты за делами, а я-то? — Нет, Коля, я пойду лучше на охоту…
— А и в самом деле: это твоя ведь страсть.
— Мы с Иваном разговаривали о здешней охоте; говорит, что раньше он с тобой ходил.
— О, Иван незаменим, он знает все места, парень ловкий, сметливый. А пес твой каков?
— Нельзя лучше.
— Ну, так и с Богом! Ружье любое выбирай. Все принадлежности есть в достатке.
— Так надо будет сегодня же предупредить Ивана.
— Ну, это успеем попозже, он, чай, спит теперь, наугощался.
Только что налили друзья по рюмке коньяку, как в дверях явилась Настасья:
— Миколай Петрович, из Успенского учитель с батюшкой приехали, просят доложить.
— Зови, зови скорей, Настасья, какие тут доклады: люди свои.
— Эти люди — цены им нет, Коля.
В комнату вошел первым батюшка, человек средних лет с добрым, замечательно симпатичным лицом, за ним следовал высокий, статный учитель.
Священник, войдя, перекрестился на образ и с доброй улыбкой шутливо заговорил на ходу:
— Незваные гости хуже татарина… Здравствуйте, батюшка, Николай Петрович, как вас Господь Бог милует?
А Николай Петрович с распростертыми объятиями уже шел навстречу гостям.
— Очень рад, очень рад, дорогие мои, как это вы надумали? — вот уж истинно уважили. Это вот товарищ-друг мой, Михаил Александрович Навроцкий, сегодня приехал только; прошу любить да жаловать. Батюшка, Михаил Павлович, садитесь-ка!
Учитель Михаил Павлович Булгаков был молодой человек лет 28-ми, высокий, стройный, могучего сложения. Высокий прекрасный лоб и темные глубокие глаза обличали незаурядный ум, а густая темная грива волос придавала ему что-то львиное, величавое. Он был уже два с лишком года учителем в Успенском и поступил он сюда по окончании университета.
С юных лет он поставил для себя целью служить народу и, действительно, был предан своему делу до самопожертвования.
Все это рассказал Навроцкому в кратких словах Николай Петрович и тот проникся к учителю чувством глубокого уважения.
