Из «Военного дневника» бывшего начальника штаба сухопутных сил Германии генерал-полковника Франца Гальдера. Запись 7 октября 1941 г.: «Сегодня танковая группа Гёпнера соединилась с танковой группой Гота в районе Вязьмы. Это крупный успех, достигнутый в ходе пятидневных боёв. Теперь необходимо как можно скорее высвободить танковую группу Гёпнера для нанесения удара по юго-восточному участку Московского оборонительного фронта, быстро перебросить к Вязьме пехотные соединения 4-й армии».
Из монографии М.Ю. Мягкова «Вермахт у ворот Москвы»: «Итог “сражения на уничтожение” под Вязьмой и Брянском был тяжелейшим для советских войск. Согласно предварительный оценкам ОКХ от 14 октября 1941 г. в плену оказались свыше 500 000 советских войск, было захвачено 3 тыс. орудий, 800 танков и другая техника. Чуть позже, к 18 октября, 2-я полевая армия доносила о пленении 55 105 человек и захвате трофейного имущества: 477 орудий, 21 танка, 1 066 автомашин и другой техники. В сводке германского верховного командования вскоре появились сообщения о взятии в плен 663 тыс. красноармейцев и командиров, уничтожении и захвате 1 242 танков и 5 412 орудий. По недавно опубликованным данным, за первые две-три недели боёв под Москвой Красная Армия лишилась до одного миллиона человек, из которых (по немецким источникам) около 688 тыс. человек были пленены.
Следует, однако, сказать, что действия окружённых под Вязьмой и Брянском советских частей сыграли важную роль в спасении столицы. Для ликвидации двух огромных котлов ГА “Центр” пришлось привлечь до 61 % своих дивизий (48 из 78) и затратить на это от 7 до 14 суток».
Из воспоминаний бывшего командира 81-й дальнебомбардировочной дивизии, которая в те дни находилась в непосредственном подчинении Ставки, А.Е. Голованова, впоследствии командующего авиацией дальнего действия (с февраля 1942 г.), командующего 18-й воздушной армией (с декабря 1944 г.), Главного маршала авиации. Кремль, 7 октября. «Я застал Сталина в комнате одного. Он сидел на стуле, что было необычно. Сталин молчал. Напоминать о себе я счёл бестактным. Мелькнула мысль, что что-то случилось, но что? Таким Сталина мне не приходилось видеть. Тишина давила.
– У нас большая беда, большое горе, – услышал я наконец тихий, но чёткий голос Сталина. – Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших дивизий.
После некоторой паузы, то ли спрашивая меня, то ли обращаясь к себе, Сталин также тихо сказал:
