Катя едва добралась до своей избы, как к горлу подступила тошнота. Она забежала за угол. Приступы рвоты долго не отпускали её. Обессиленная вошла в избу. Зачерпнула ковшом воды, судорожно глотая, напилась и забралась на полати. Её била крупная дрожь. Согреться никак не получалось.
Она слезла с полатей, в красном углу бухнулась на колени:
– Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, помилуй мя, грешную, спаси и сохрани чадо мое, Богородице Дево… – истово молилась она о спасении своей души и об отпущении грехов, пока в оконце избы не пробился тусклый рассвет.
Она попыталась подняться. Голова у неё закружилась, в глазах стало темно, и Катя рухнула на пол.
Очнулась она на лавке, укрытая меховым пологом. С трудом открыла глаза и вскрикнула: над ней склонился свирепого вида бородатый мужик. Из открытой его пасти торчал обрубок языка:
– Аа-ау-а! – промычал он.
Катя едва снова не лишилась сознания. Но тут раздался тоненький голосок:
– Акинфий, ты чего разболтался? А-а-а, в себя пришла голубушка наша, Екатерина Ивановна. Ну, слава те, Господи!
Катя чуть повернула голову и узнала дьячка из пытошной избы. Тут же, услышав имя, припомнила и страшного мужика – безъязыкого ката.
«Меня уже пытают… Вызнали, должно быть, все…» – едва успела подумать она, и сознанье её снова помутилось.
Очнулась вдругорядь она, когда в избе было сумрачно и тихо. Только еле слышно потрескивала лампада, да выводил свои заунывные песенки сверчок. «Примерещилось, должно быть… кат… пытошная…» – успела вздохнуть она с облегчением. Но тут дьячок опять склонился над ней:
– Перепугали вы меня, матушка, – сказал он, сладенько улыбаясь, и продолжил скороговоркой: – Не думал, что Акинфий на вас такой страх наведет, голуба моя. Не стоит так душу рвать. Он – малый добрый, хотя и кат. Мычит и впрямь жутковато, а так мухи не обидит. Без надобности…
– Что случилось? – робко спросила она. Голова у неё всё ещё кружилась, тело ломало, будто после тяжкого труда. Очень хотелось пить.
Дьячок принес в ковшике воды, приподнял ей голову и дал напиться.
– Али вы сами не ведаете, Катерина Ивановна? – спросил он, хитренько прищурившись. И не дождавшись ответа, пояснил: – Зашел к вам третьего дни, а вы бездыханно перед образами лежите. Жар у вас был. Адский прямо. Кликнул я Акинфия, мы вас на лавку перенесли, ну и стали выхаживать… Мне ведь их превосходительство Грегорий Грегорьевич перед отъездом наказали за вами приглядывать, покуда оне не возвернутся. Вот и исполняю сей наказ по мере сил…
