– Спасибо вам, сударь… – услышал он.
Только теперь Дементьев узнал её. Это была та самая незнакомка, которую он однажды окликнул из темницы и которая тогда спасла его.
И вот они встретились снова. И опять при необычных обстоятельствах.
После освобождения из острога Дементьев старался разузнать о ней, но не сумел. Она будто в воду канула. А потом Чириков отправил его на Юдому встречать новую партию грузов для экспедиции, и стало не до поисков спасительницы…
Он окинул женщину пытливым взглядом. Хотя платье незнакомки было простым и к тому же изрядно изодрано, в её облике было столько достоинства, что Дементьев запоздало сконфузился, представив себя сидящим перед дамой (то, что перед ним не простолюдинка, а дама, он уже нисколько не сомневался!) …
Поднявшись, отряхнул мундир от прилипших стеблей сухой травы и спросил:
– Сударыня, вы помните меня?
Она смотрела на него, не узнавая.
Он склонил голову и заново представился:
– Флотский мастер Дементьев Авраам Михайлович. Помните человека в темнице? Это был я. И вы сегодня спасли меня во второй раз. Позвольте узнать ваше имя.
– Екатерина Ивановна Сурова, – просто ответила она, но вилы не выпустила.
3
«Милостивый государь Николай Иванович, ваше высокоблагородие, прошу простить моё долгое молчание, ибо никак прежде не мог я выразить вам свидетельство своего искреннего почтения и благодарности за вечную вашу ко мне благосклонность; а паче того не было никакой надежной оказии для передачи вам сего письма…» – Дементьев перевел дух, задумался, покусывая кончик пера: выходило вроде неплохо. Но как объяснить строгому секретарю Тайной канцелярии Хрущову причины, по коим он, служитель сего ведомства, до сих пор не обнаружил иноземного засыла, умышляющего похитить секреты экспедиции, почему дела экспедиции здесь, в Охотске, идут ни шатко ни валко?
Снова начали одолевать сомнения, как наутро после встречи с Гвоздевым, когда отправился он к Чирикову с благим намерением похлопотать об арестованном сотоварище.
По мере приближения к избе, где жил капитан-поручик, Дементьев всё более замедлял шаг, раздумывая, как начнёт разговор, что скажет в защиту Гвоздева. Выходило, что сказать-то ему нечего – одни токмо эмоции да дружеские чувства. Нельзя ведь объяснить освобождение Гвоздева из-под стражи одной служебной необходимостью, ибо для этого пришлось бы открыть уважаемому Алексею Ильичу Чирикову, кто он, Дементьев, на самом деле есть. И ещё не ведомо, как отнесся бы капитан-поручик к известию, что в экспедиции с самого начала инкогнито обретается служитель Тайной канцелярии, сиречь доносчик. Представил Дементьев на себе укоряющий взгляд честных стальных глаз Чирикова и поежился. И уж совсем невероятное пришло на ум: а вдруг сам Чириков, с виду такой радетель интересов Отечества и добропорядочный человек, и есть искомый иностранный лазутчик? В Тайной канцелярии учили Дементьева не верить никому, подозревать каждого, а заподозрив, проверять. Противно было так думать о благородном капитане, но знал Дементьев, коль скоро возникла подобная мысль, то сразу не исчезнет, будет грызть, пока не найдёт подтверждения либо опровержения. Посему, подойдя к неказистому жилищу Чирикова, он остановился и в избу не вошёл. Круто развернулся и отправился восвояси.
