— И номер его комнаты?
Отец Орфини смешался. Он потрогал пуговицы мундира, точно это была сутана.
— А разве... — начал он, но. я прервал его:
— Итак, какой это номер, как вы думаете?
— Девять тысяч сто двадцать девять... но я не понимаю, почему я...
— Девять тысяч сто двадцать девять, — повторил я медленно. Я был уверен, что не забуду этот номер.
Священник смотрел на меня со все возрастающим удивлением.
— Прошу прощения... брат Персвазий дал мне понять...
— Брат Персвазий?.. Тот монах, что решил привести вас? Что вы о нем думаете?
— Ноя действительно не понимаю... — сказал священник. Он все еще стоял у стола. — Брат Персвазий возглавляет ячейку орденского рукоделья.
— Полезное дело, — заметил я, — а что это за рукоделье, разрешите узнать?
— Вообще говоря, литургические принадлежности, облачения, предметы культа...
— И это все?
— Ну, скажем, по специальным заказам, например, для Отдела Эс-Дэ, недавно была изготовлена, как я слышал, партия подслушивающих кипятильников для чая, а Геронтофильная секция изготовляет одежду и всякие мелочи для больных стариков, например, митенки с пульсографа-ми...
— С пульсографами?
— Ну да, для регистрации тайных влечений... магнитофонные подушечки для тех, кто разговаривает во сне, — и так далее. Но в чем дело... или брат Персвазий что-нибудь говорил обо мне?
— Он говорил мне о разных...
Я не докончил.
— Сотрудниках нашего Отдела?
— Мы беседовали...
— Извините...
Священник сорвался с кресла, подбежал к сейфу и тремя привычными движениями пальцев набрал номер на цифровом щитке. Стальные дверцы щелкнули и приоткрылись; я увидел груду разноцветных, опечатанных папок. Священник Лихорадочно перерыл ее, схватил одну из папок, повернул ко мне свое бледное лицо; на лбу и под носом блестели капельки пота, мелкие, как булавочные острия.
~ Прошу вас, располагайтесь, я через минуту вернусь!
— Нет! — крикнул я, вскочив. — Дайте мне эту папку!
Я действовал в каком-то наитии.
Он прижал ее обеими руками к груди. Я подошел к нему, впился взглядом в его глаза, взялся за картонный уголок. Он не отпускал папку.
— Девятнадцать... — произнес я медленно. Капля пота, словно слеза, стекла по его щеке. Папка вдруг сама перешла в мои руки. Я открыл ее. Она была пуста.
— Долг службы... я действовал... приказ сверху, — бормотал священник.
— Шестнадцать... — сказал я.
— Пощадите! Нет! Нет!!!
— Сядьте. Вы не выйдете из этой комнаты, пока не получите разрешения по телефону. Вам понятно?
— Так точно! Так точно!
