– Фашисты подкупили часть немецкого народа, используя националистические и реваншистские настроения, которые, конечно, имеют место быть. Теперь немецкий народ ещё и в ослеплении от легких последствий своих военных авантюр в Европе. Но ничего! Скоро разумная часть немецкого народа, а она составляет большинство, восстанет и ударит в тыл…
– Мечтатель политручок, – буркнул пожилой солдат, сидевший рядом с Ксенией.
– Почему? – изумилась Ксения.
– А потому, что в тыл врагу никто не ударит. А потому, что всё придется делать самим и большой кровью.
– … партия большевиков и правительство ждут пробуждения классового сознания в солдатской массе немецкой армии, – голосище Гусельникова срывался на крик, заглушая тарахтение автомобильного движка. – Мы обязаны верить в то, что большинство этой армии воюет против своей воли.
Ответом на речь политрука стал оглушительный грохот. Что-то тяжелое с невероятной скоростью пронеслось над их головами. Какая-то тяжесть навалилась на Ксению сверху, бросила на пол полуторки, придавила, распластала.
Наверное, за первым последовали новые удары. Сколько их было? Один? Два? Десять? Ксения ясно помнила пронизывающий ветер, скучные, сосредоточенные лица солдат, гавкающий голос политрука, пасмурное, набухшее мокрым снегом небо над головой. Мгновение назад она могла видеть и слышать. А сейчас она ничего не видела и не слышала. Холодный ветер не тревожил её, зато донимала сырость. Ксения попробовала пошевелить руками. Они подчинились ей. Потом она ощупала своё тело. Шинель совсем вымокла, шапки на голове не было, зато сапоги оказались на положенном им месте и ноги тоже. Она приготовилась терпеть боль, но та не приходила. Тогда Ксения попробовала подняться. Она осторожно ощупала пространство вокруг себя. Мир все еще существовал. Мягкий, мокрый, едва слышно шуршащий, устилающий, а потом твердый, корявый, холодный, леденящий. Ксения обхватила руками ствол дерева, попыталась подняться и, ударившись головой о толстый сук, снова осела на землю.
– Где ты, девочка? – прохрипел кто-то.
Ксения не отозвалась. Ведь это не её зовут. Она и не девочка совсем. Странный человек, кого он ищет в осеннем лесу? Откуда здесь взяться детям? Ведь сейчас глубокая осень, детишки ходят в школу. Она словно видела сон: противотанковые ежи, вереницы машин, полные кузова ополченцев. Толпы беженцев на улицах пригородных поселков. В город, не пускают. Все школы в поселке имени товарища Молотова закрыты. На окнах полотнища маскировки. Труба кирпичного больше не подсвечивает ночь веселыми огонечками, зато веселят частые, прерывистые сигналы воздушной тревоги. Но почему они звучат так странно, будто кто-то жмет на автомобильный клаксон? Ксении сделалось холодно. Она потерла лицо мокрыми рукавицами, но этого оказалось недостаточно. Она пошарила вокруг, нагребла ещё снежку. Стало совсем зябко, но холодные прикосновения талой воды приводили в чувство, изгоняли похмельную дурь из звенящей головы.
