– Тогда это не он, – с облегчением вздохнула Ксения.
А бой в воздухе продолжался до тех пор, пока преследуемые противником краснозвездные истребители не исчезли за верхушками леса.
– К Москве полетели, – проговорил лейтенант, пряча пистолет в кобуру. – Водитель, за руль! Бойцы – в кузов. Вы, Ксения Львовна, на место! Гусельников! Пеструхин!
Но политрук уже запрыгнул в кузов и протягивал лейтенанту руку, предлагая помощь. Бойцы суетились, торопясь занять положенные им места, полуторка чадила выхлопом. Пеструхин выбежал из леска последним.
– Как там, дядя, волки причинное место не откусили? – пошутил кто-то их солдат.
Ксения поставила ногу на подножку кабины, когда Пеструхин крепко ухватил её за локоть.
– Не советую в кабину, – тихо произнес он.
– Почему? В кузове холодно. С неба валится то дождь со снегом, то снег с дождем.
– Зато из кузова выпрыгивать проще. Что станешь делать, если дверь заклинит? Эй, малой! Не хочешь ли в кабине погреться? – добавил старшина, обращаясь к посиневшему от холода фабричному пареньку. – Вы не против, товарищ лейтенант, если Ксения Львовна поменяется местами вот с этим вот снеговиком? Пусть малой погреется, товарищ лейтенант!
– А почему должно непременно заклинить дверь? – прокричала Ксения, когда полуторка уже тронулась.
– Не вопи, девушка, – отозвался кто-то из солдат. – Или не видела, как опушка леса перепахана?
Ксения плюхнулась на твердую скамью, уставилась на говорившего.
– А что там, на опушке? – мучительно припоминала она. – Разве не трактором вспахано? Свежая пахота.
– Вот именно – свежая, – покачал головой солдат. – Вид такой, будто несколько танков ерзали туда-сюда, но почему-то из пушек не стреляли. Следов разрыва снарядов нет.
– Может, это наши танки? – обрадовалась Ксения. – Точно, наши! Иначе и быть не может! Мы же в глубоком тылу!
Солдатик покосился на Гусельникова и отвел глаза, пробормотав едва слышно:
– Кажется, миновали Московскую-то область. Вязьма совсем близко.
Ответом ему был явственный гул – густой, тяжелый звук, походивший на отдаленный вой страдающих чудищ. Звук то усиливался, то притихал, заглушаемый мерным урчанием движка полуторки и звяком железа кузовных частей. Ксения ежилась от пронизывающего ветра. И сама дорога, и лес по бокам её казались совершенно пустынными. Ах, если б не пронизывающий холод и не этот отдаленный вой, да ещё кровавые пятна на дощатом полу кузова – напоминание о раненом офицере, которого Соленов приказал оставить на обочине… Ксения заметила, что некоторые из солдат стали поддаваться дреме. Но тут Гусельников заговорил, и взоры бойцов просветлели.
