– Плохо видно, – посетовал Тимофей. – Окошко высоко, а я ростом не удался.
Кто-то робко тронул его за ногу, подсунулся под самые колени, сказал с болезненным придыханием.
– Встань на меня!
Тимофей понял: он – бос, ощутил под ступней острые кромки орденских знаков. Тогда он тронул рукой свою грудь. Так и есть – его ордена тоже были на месте.
– Это специально, – сказал голос снизу. – По приезде на место нас будут снимать для газеты.
– Так меня уж снимали…
– Мы слышали, – сказал другой голос. – Про драку слышали все. Ну ты боец! А свои-то асы-летчики тебя уважили! Сильно калечить не стали.
– Они мне не свои. Они – фашисты.
– Да будет! – машину тряхнуло на ухабе и голос говорившего пресекся стоном. – Смотри в окно! Что там?
Тимофей глянул. Теперь, когда он стоял выше, на теле товарища, ему стала видна дорога. Вдоль обочин обычного русского проселка брели люди. Их было много. Сначала Тимофей пытался считать, но автомобиль всё двигался вперед, оставляя позади себя унылую толпу безоружных, голодных, удрученных людей. Они долго мерзли, наверняка оголодали. Многие из них, босые, одетые в лохмотья, валились на колени и так провожали автомобиль.
– Что там видишь, капитан? – спросила темнота новым, ранее не слышанным Тимофеем голосом.
– Толпы пленных, – с неохотой отвечал Тимофей.
– Они разбрасывают над Москвой листовки… Значит, всё правда?
– Отставить пораженческие разговоры! – этот голос был знаком Тимофею. Но где он его слышал? – Отвечайте быстро. Кто из вас не ранен?
Тимофей отвлекся. Теперь он видел конвоиров в длинных шинелях, с автоматами и овчарками. Они понуждали пленников подниматься на ноги и идти дальше. Трещали автоматные очереди, но Ильин пока не видел убитых.
– …Значит все мы ранены. А Михаил Федорович – тяжело…
– По именам друг друга не называть!
– Да какие там имена! Знать бы, что нас ждет!
– Расстрел…
– …И это в лучшем случае.
Прислушиваясь к голосам, Тимофей пробирался на прежнее место, поближе к кабине. Он нашел себе местечко, устроился. Хотелось тишины, освободить запястья от железа и ещё пить.
– Попей.
Кто-то сунул ему в руки полупорожнюю фляжку. Тимофей постеснялся выпить всё, но кое-как утолил жажду.
– Спасибо! Ты кто?
– Вообще, никто. Но там, в углу – важный пленник, – был ответ. – Это его нога так воняет. Может, скоро подохнет вообще. Мне кажется, что это генерал.
– А ты сам-то кто таков?
– Я никто!
– Ну так получи!
Летчики люфтваффе сковали его милосердно – руки оставили впереди. Хоть и невозможно толком замахнуться, но ударить можно. Тимофей вколачивал невидимого собеседника в полик кузова, используя скованные руки как киянку. Один удар, второй, третий. Невидимый страдалец сразу примолк, даже стонать перестал. Пленники внутри кузова тоже притихли. Слышны были только скрип рессор да звуки ударов. Наконец Тимофей взмок, устал, оступился, упал на пол на что-то мягкое, и оно отозвалось ему глухим стоном. Тимофей посторонился.
