.
Чарторыжский, бывший в это время в Москве, как адъютант великого князя Александра Павловича, выражается кратко: «государю дали понять, что он в опеке, что императрица и Нелидова царствуют его именем, и что в этом все убеждены. Ему представили девицу, более молодую и более красивую, чем Нелидова, — при том такую, которая не имела претензии управлять им. Все эти средства подействовали»…[202]. Павел уехал в Казань, а семья Лопухиных стала готовиться к переезду в Петербург.
Для полного объяснения интриги приведем свидетельство самого Растопчина, что мачеха Анны Петровны, Екатерина Николаевна, была ранее в очень близких отношениях с Безбородко…[203]
Императрица и Нелидова «узнали свою беду», по выражению самой императрицы[204], лишь на возвратном пути Павла из Казани, в городе Тихвине, куда 8-го июня Мария Феодоровна, вместе с Нелидовой, выехала на встречу Павлу Петровичу[205]. Вернее сказать, это было пока только лишь предчувствие беды, еще не вполне сознанной и не выясненной, так как Павел Петрович, до приезда Лопухиных, следуя советам Кутайсова, не желал еще проявлять своих чувств и мыслей, получивших в Москве другое направление. Еще из Москвы он писал Марии Феодоровне о Лопухиной, сообщая в шутливом тоне, что девица Лопухина на бале объяснила ему свою любовь, и выражая свое негодование против «наглости» московских девиц. «Велико было удивление императрицы, — рассказывает фрейлина ее, Муханова, — когда при встрече Павел обошелся с нею холодно, а о девице Лопухиной отзывался уже совсем иначе»[206]. По словам одной придворной дамы, императрица выглядывала в это время до того похудевшей, что дама эта с удивлением заметила об этом Нелидовой, которая ответила ей, что императрица еще не оправилась со времени последних родов[207]. Тем не менее, по наружности все шло хорошо и гладко. В Тихвине государь и государыня присутствовали при перенесении чудотворного образа Тихвинской Божией Матери во вновь выстроенную церковь монастыря, и затем дорогу до Павловска государь проехал большей частью в одной карете с императрицею.
Скрывать долго свое настроение было, однако, невозможно для такого непосредственного, несдержанного человека, как Павел Петрович. «Хотя Павел, по возвращении из Москвы, рассказывает Гейкинг, — довольно удачно скрывал свои тайные намерения и даже пожаловал подарки мнимым креатурам императрицы, однако некоторые слова, сорвавшиеся с языка у вернувшихся из Москвы лиц, возбудили подозрения относительно того, что замышлялось. Негодяи часто бывают болтливыми: это, может быть, благодеяние природы, снабдившей и ядовитых змей погремушками. О лопухинской интриге скоро узнали, хотя и притворились ничего не знающими. Меня поражало, однако, выражение лица Павла, когда он смотрел на свою супругу и на фрейлину Нелидову. Я сказал об этом одному из приближенных ко двору людей, но тот мне ответил: «Это только переходящая туча. Изволят дуться, но ненадолго». Наиболее поразило меня то, что креатуры Безбородко пошли в ход, постоянно получали знаки благоволения и резко критиковали финансовые операции генерал-прокурора, князя Куракина. Правда, что его вспомогательная касса для дворянства была неудачно придумана, но теперь стали распространять слух, что он, создавая это учреждение, руководится низкими раз-счетами личного интереса. Закулисные интриганы чувствовали, что их комедия может держаться и привести к желаемой цели лишь в том случае, если должности генерал-прокурора и петербургского генерал-губернатора будут в их руках. Прежде всего, поэтому, они стали подкапываться под князя Алексея Куракина и генерала Буксгевдена… План — окружить государя новыми людьми, как ни тщательно был скрываем, однако, не мог ускользнуть от проницательности многих, заинтересованных в деле; наконец, внезапное повеление г. Лопухину, который был сенатором в Москве, прибыл в Петербург, достаточно ясно указало на близкое развитие какого-то обширного проекта. Затем, государь так дурно обошелся с вице-канцлером князем Куракиным, что тот вследствие этого захворал. Императрица хотела было поговорить в его пользу, но этим тоже заслужила гнев своего супруга»
