Царевич Намурад не забыл просьбы писца, бдительности которого они были обязаны открытием заговора; в добрую минуту он повергнул эту просьбу на благоусмотрение Апопи, который приказал освободить молодую девушку, ничего, конечно, не знавшую о заговоре мужчин; но насчет должности виночерпия фараона обещал подумать, когда процесс будет вполне закончен. Однажды утром Неферт вывели из темницы и царский писец объявил ей, что фараон, по бесконечной доброте своей, милует ее и отдает в жены Пэт-Баалу; молодая девушка, страстно любившая своего жениха, чуть не лишилась рассудка. Ничего не оставалось делать, как покориться судьбе. Послушно позволила она отвести себя к родственнице своего будущего мужа и, неделю спустя, увенчанная цветами, но с ненавистью и отчаянием в душе, вошла супругой в дом, ныне принадлежавший Пэт-Баалу и который также некогда приготовлял для нее Нехо.
Около четырех месяцев прошло с того времени, как Абтон и Нектанеба были заключены в государственную тюрьму; судьба их все еще не была решена; мрачно и беспросветно тянулась их жизнь в тесной каморке, куда их неразлучно заключили. Иосэф, продолжавший пользоваться сравнительной свободой внутри крепости, прислуживал заключенным и, по обязанности службы, заходил по нескольку раз в день в комнату разжалованных хлебодара и виночерпия. Будучи семитом, Иосэф гораздо больше симпатизировал гиксам, чем египтянам, которых скорее даже ненавидел со времени наказания, которому подвергся в доме Потифара, и потому в глубине души радовался, что попытка возмущения кончилась так неудачно. О причинах немилости Абтона и Нектанебы он знал от Гуапура, которому в свою очередь сообщил подробности писец-секретарь Гармаху.
Тем не менее Иосэф, насколько мог, выказывал благородным узникам расположение и внимание, потому что на себе испытал, как тяжело менять высокое положение и свободу на тюремное заключение; он приносил им свежей соломы, снабжал всегда чистой водой, а в свободное время и беседовал с ними, для чего обыкновенно оставлял их каморку последней при обходе. Тронутые этими услугами, оба узника охотно разговаривали с молодым евреем, дивились его познаниям и судьбе. Иосэф не скрыл от них своей истории и жаловался на несправедливость, виной которой была преступная страсть жены Потифара. Первый раз со времени своего ареста от души посмеялся Нектанеба над этим семейным скандалом и над бесстыдными похождениями прекрасной Ранофрит, которую все считали идеальной супругой. Этот эпизод и позор гордого Потифара забавляли их и в течение многих дней служили им темой для разговоров.
