В отчаянии Аснат бросилась на скамью и закрыла лицо руками. Иосэф, уже отошедший на несколько шагов, обернулся и, видя судорожные рыдания жены, вернулся поспешно и, склоняясь к ней, прошептал:
– Аснат, будь добра, будь справедлива! Послушай голоса сердца, а не желчи, которой отравили твою душу. Одно ласковое, приветливое слово – и я забуду все, что было между нами!
В волнении ждал он ответа; тяжело дыша, молодая женщина видимо боролась с собой, но не прерывала молчания. Горько улыбнувшись, Иосэф отвернулся и пошел к дому. Там он велел позвать сопровождавших его писцов, желая работой заглушить осаждавшие грустные думы.
Аснат в свою очередь заперлась у себя, запретив кому-либо беспокоить ее; безумное отчаяние, охватившее ее, сменилось затем полным, близким к обмороку, изнеможением. Наступление ночи принесло ей некоторое успокоение. Чувствовала она себя разбитой, но мысли были ясны; присев к открытому окну, она задумалась. С томительной ясностью развертывалась перед ней картина последствий ее упрямства. Иосэф, несомненно, ни в чем не изменит своего решения; но несомненно и то, что отец никогда не допустит без борьбы ее заточения здесь, в этой вилле. Какие ужасные последствия может породить это столкновение? Какое унижение будет нанесено в ее лице всей касте, какой стыд для нее и ее близких, если в конце концов ей все-таки придется идти пешком в Мемфис выпрашивать прощения у бывшего раба! Рассудок шептал ей уступить, дабы избегнуть этих последствий, но гордость ее возмущалась против этой необходимости.
Глубоко вздохнув, Аснат закрыла глаза и откинулась на спинку своего кресла, как вдруг она вздрогнула и стала прислушиваться: в саду раздался крик ночной птицы и повторился кряду еще четыре раза. Аснат быстро встала, закуталась в темный плащ и сошла в сад; она не сомневалась, что служитель храма прибыл передать ей тайно послание от отца и условленным знаком предупреждал ее о своем присутствии. Она вошла в кущу дерев и осторожно пробиралась через кустарник, как вдруг кто-то схватил ее за руку; неясная тень отделилась от дерева и чей-то голос прошептал над ухом: «Избегай всего, что может повести к столкновению Адона с жрецами; приближается час, в который все унижения твои будут отомщены; иди просить прощения у дерзкого пса, уступи его приказу; такова воля отца твоего и да хранит тебя Ра!»
Послышался легкий шелест листьев и тень исчезла в темноте; испуганная Аснат осталась одна. Глубоко взволнованная, вернулась она к себе и не подумала противиться полученному приказанию; но каким образом мог узнать ее отец то, что произошло между нею и ее мужем всего несколько часов тому назад? Тут вспомнилось ей, как часто происшествия, никому неведомые и случавшиеся где-нибудь далеко, становились немедленно известны ее отцу: так, например, в день возвышения Иосэфа в Мемфисе Потифэра говорил об этом Ракапу и она случайно слышала несколько фраз из их разговора; вообще все важные известия передавались необычайно быстро из храма в храм, но каким образом – это оставалось для нее тайной. В настоящую минуту этот вопрос не особенно интересовал ее. Мысль о неизбежном унижении, которое ей предстояло, поглотила всецело ее мысли; медленно направилась она к мужу.
