Что Иосэф захочет над ней господствовать и вырвать у нее признание в любви, – не подлежит сомнению; уступать ему – значит сделаться клятвопреступницей, навлечь на себя проклятье и бесчестье. «О, – подумала Аснат, – если бы могла я умереть! Жертва все-таки была бы ведь принесена, отца бы не посмели обвинять в сопротивлении воле фараона, а я избегла бы горя в настоящем, да и в будущем!»
Опасная мысль, раз запавши в голову девушки, окрепла, а затем, с приездом Армаиса, и расцвела. Только строгий приказ Потифэры и мог удержать пылкого юношу, до безумия ненавидевшего Иосэфа, от резких против него выходок в обществе; зато он вознаграждал себя, оставаясь наедине с сестрой и изливая перед ней весь неистощимый запас злобы против будущего зятя. Результатом этих семейных бесед было то, что решение умереть и тем положить конец невыносимому положению окончательно созрело в голове Аснат.
Оставалось привести это намерение в исполнение. Прослышав об одной не то колдунье, не то гадалке в предместье Мемфиса, пользовавшейся дурной славой, она, под предлогом узнать судьбу свою и Гора, уговорила кормилицу проводить ее тайком к этой женщине. Нубиянка, слепо преданная своей питомице и не подозревая ее истинных намерений, согласилась, а гадалка, торговавшая ядами и не знавшая в лицо дочери Верховного жреца, без малейшего колебания снабдила Аснат за хорошую цену флаконом бесцветной жидкости, которой, по ее уверениям, было достаточно, чтобы убить по крайней мере 10 человек мгновенно и без боли.
Теперь, обладая таким сокровищем, Аснат стала спокойнее: зато смертельная апатия напала на нее. Ей казалось, что она уже умерла, и на все приготовления вокруг она смотрела с тоскливым равнодушием. Настал день свадьбы. Молчаливая и сосредоточенная Аснат равнодушно позволила надеть на себя вышитое золотом и жемчугом платье, подаренное ей к этому дню супругой фараона, и украсить шею, голову и руки драгоценностями; она даже не взглянула ни разу в металлическое зеркало, поданное ей Ранофрит. Взгляд ее недоверчиво и тревожно скользнул по представительной фигуре жениха, особенно прекрасной в его богатом одеянии; зато с каким упоением любовался Иосэф своей молодой женой! Никогда еще не казалась она ему столь очаровательной.
Свадебный пир справлялся в царском дворце, в присутствии Апопи, и на его скуластом лице отражалось глубокое удовлетворение. Молодые сидели на почетных местах по сторонам фараона, но, несмотря на веселое расположение духа царя и благосклонность, выказываемую гостями, особенно Потифэре и молодой чете, что-то тяжелое давило присутствующих. Расстроенный вид Аснат и ее бледность вызывали чувство жалости. На смуглых лицах жрецов, как и на лицах их идолов, застыло выражение бесстрастия и жестокости. Ни одной правдивой ноты не слышалось в пышной речи, в которой выражали они бесконечную благодарность Апопи за богатые дары, посланные им в храмы по случаю настоящего торжества.
