Здесь отец научил меня первым премудростям футбола, тактике, бегу, здесь он научил меня бросать. Хватай его вот так… Левая рука указывает на цель. Смотри поверху. Смотри на цель или туда, где твоя цель будет, а не на мяч. Левую руку резко вниз. Если слышишь шаги, укрой мяч или избавься от него. Собьют с ног – вставай. И… Я помню, как он смеялся. Даже голову откидывал назад. Смеялся широко, открыто. Сбивать тебя будут много. Это часть игры. Так что привыкай. Потом мы бросали. Назад и вперед. Сотни, тысячи раз. Проходили недели, дистанция увеличивалась, но связь между нами только крепла. Потом он бежал, а я бросал. Когда я освоил броски, он стал усложнять упражнение и вводить препятствия – воображаемую защиту. Это означало, что от меня требовалось не только бросать мяч ему в движении, но и делать это так, как если бы его прикрывали несколько игроков.
Славные были времена.
Объясняя приемы защиты, отец начинал пользоваться такими словами, как «зона», «линия ворот», «никель», «прикрытие 2», «прикрытие 3». Каждый термин относился к определенному построению игроков защиты, в первую очередь сейфти, но также внутренних и внешних лайнбекеров. Особые, индивидуальные обязанности имели как игроки нападения, так и игроки защиты. Каждый раз, когда мы приходили на поле, он добавлял в защиту еще одного игрока, создавая для меня дополнительные трудности. Это означало, что мне как квотербеку надлежало определять стратегию атаки, номер разыгрываемой комбинации и объявлять их в хадле, то есть заранее продумывать всю ситуацию: кто будет открыт и где будут другие игроки, если каждый выполнит свое тактическое задание. Короче, мне нужно было знать защиту так же хорошо, как нападение.
Не помню точно, какой раут он назвал и какое построение защиты определил, но однажды в голове у меня закоротило. Все смешалось в какой-то алфавитный суп. Я просто перестал понимать, что происходит. Отец стоял, ожидая мяча, а меня хватило только на то, чтобы сунуть мяч под мышку, пожать плечами и сказать: «Я ничего не понимаю».
Он подбежал ко мне и махнул рукой через поле.
– Это всего лишь шахматная партия, и ты лишь передвигаешь фигуры по доске. Не торопись. Подумай. Мы не спешим. Ты сам контролируешь часы. – Он улыбнулся. – Худшее, что может случиться, – это задержка игры. Ничего страшного. Судья отодвинет нас на пять ярдов, и мы начнем сначала. Только пространства поля для игры у тебя будет больше.
– А что, если они… – Я отвел глаза, боясь произнести то, чего страшится каждый квотербек.
