— Что вы! Мне Василий посылает, да и сама… — Она опустила глаза, поковыряла землю носком лакированной туфли. — Я побегу, а то попадет. Дедушке от меня привет.
Жильцов дождался, когда она появилась внутри, за прилавком, и поехал домой.
Возле перекрестка, где случилось несчастье с сыном, он всегда нервничал, сбавлял скорость. И сегодня сердце заколотилось, едва лишь показался косой угол старого домины, из-за него не просматривалась боковая, с горки бегущая улочка. Вспомнилось, как мучился Василий, рассказывая про девочку. Виноват не виноват, совесть все равно мучила, не отпускала. И отца на старости лет измучила совесть — с отчаянья даже за попом послал. Совсем, значит, был не в себе, до того душа изболелась. «Душа, — говорит старичок, — не в компетенции медицины». Но пришла к отцу Наталья Федоровна, не доктор наук и не профессор, рядовой участковый врач, и очень обыкновенно поставила диагноз — депрессия. Может, и у Василия тоже была депрессия. Попил бы лекарства — и что? — притихла бы душа?
Он давно проехал перекресток с косым углом, но нервы не успокаивались. От глянцевитой коробочки во внутреннем кармане шли лучи опасной силы. Неужели достигла современная наука: душу лечим лекарствами? Сначала придумали таблетки для желудка, для печени. Для сердца хотите? Вот вам для сердца — валидол, нитроглицерин. Так мало-помалу добираемся и до души.
Дома Жильцов первым делом зашел к отцу. Лежит умытый, причесанный, по лицу блуждает то уклончивое выражение, с каким все Жильцовы, будучи виноватыми, предстают перед семейством — это у них родовая черта. Жильцов ее замечал в ребятишках чуть не с молочных зубов.
— Вот, — он выложил коробочку на одеяло, — Наталья Федоровна велела принимать три раза в день после еды.
Отцовские руки потянулись взять лекарство.
— Жар, что ли, сбивает?
— Почитай, там написано, — Жильцов пошел на кухню поесть.
По отцу не всегда увидишь, какая у него температура и что болит. Зато у матери читаешь по лицу — старику полегчало. Посмеиваясь, она выложила все про сегодняшний длинный день. Отец основательно пропотел, температура упала, поел с аппетитом. Но вот беда — молчит, как в рот воды набрал.
В доме шла вечерняя жизнь. Кому надо заниматься, сидели тихо по своим комнатам. Кому нечего делать, поразошлись, чтобы не тревожить деда шумом и музыкой. Жильцов полежал немного в беседке на топчане и пошел к отцу.
В родительской спальне горела ярко настольная лампа, отец нацепил стальные очки и внимательно обследовал новое лекарство. По одеялу валялись пластинки из золотой фольги с впечатанными в особые гнезда таблетками.
