— Беги из дома! Он способен на всё! Он убьёт тебя.
Взгляд отца блуждает, никак не может зацепиться ни за меня, ни за маму, но это взгляд — бешеной собаки.
Мама подходит к нему.
— Климеша, родной мой, вставай-ка, пойдём выпьем, закусим, а потом ляжем и поспим, — голос её дрожит. — Тебе надо поспать. Ты устал.
— Прочь, сучка. Твоё отродье… Прочь! Я убью её, тогда дашь мне стакан. — Он рывком встаёт, снова теряет равновесие, садится на пол. — Совершу правосудие. Опозорила на весь Посёлок. По улице пройти нельзя — всяк пальцем тычет: «Дочь — шлюха!» Не желаю такую дочь. Ненавижу. Молчком всё. Слова не вытянешь. Моими советами побрезговала, а кобелём — нет. Узнаю, с кем путалась… и его убью! Погоди, проведу расследование. — Обеими руками опираясь на маму, отец встаёт.
— Климеша, пожалуйста, пойдём ляжем.
Но отец хватает первый попавшийся горшок с травой, кидает в меня. Попадает он в горку с посудой — разлетается стекло и сыплется дождём.
Отец идёт ко мне, размахивая руками. Теперь в его руках горшок с розово-жёлтой лилией. Отец сламывает лилию, отбрасывает её и швыряет горшок в меня.
— Уйди! — кричит мне исступлённо мама. — Уйди же, ради Бога!
Я влетаю в свою комнату и поворачиваю ключ.
Никогда замка в моей комнате не было. Мама прячется тут от отца.
Через секунду отец обрушивает всё своё бешенство на дверь. Дверь — дубовая, но на всякий случай я готовлю путь к отступлению — срываю полоски бумаги с окна, отпираю его, путь в сад свободен.
Удары сыплются безостановочно.
Пока он дубасит в мою дверь, мама — в безопасности. И я перевожу дух.
Наверняка отец бьёт маму. И всё пропивает: в гостиной нет хрустальных конфетниц и ваз, толпившихся на горке, — подарков благодарных учеников, нет серебряных вещей — отец любил серебряные фляжки, стаканчики, нет ковра на стене гостиной, над диваном, на котором сидели перед телевизором в редкие добрые минуты хорошего фильма, нет магнитофона. Продано всё. Водка стоит денег.
Нищета. Оба не работают.
Но вот пауза — барабанный стук кулаков прервался криком:
— Принеси топор, стерва.
— Климеша, вот стакан. И огурец ты просил, — дрожит голос.
— Что это с тобой? Сама тащишь. Выпью, не бойся, только сначала дочь накажу, как положено отцу. — Шаги прочь, и вскоре снова отец начинает колотить в дверь, теперь не кулаками — чем-то тяжёлым.
И дверь треснула.
Я бегу к окну. Пронзительно звенит входной звонок.
— Кого это чёрт принёс?! — кричит отец.
И через мгновение — голос мамы, вибрирующий, срывающийся:
