Северные были (сборник) | страница 15
Он, как мог, противился лечению, кормлению: выталкивал языком ложку, отворачивался, срывал капельницу. Над ним плакали, уговаривали, пытались кормить насильно, и тогда дядя Саша молча плакал…
Он не уступил и не смирился. И добился своего…
И вот я сижу у его гроба в его последнюю мирскую ночь. Чуть слышно шуршат под обоями оголодавшие тараканы. Суетливо шмыгают по кухне мыши. В соседней комнате спит измученная за день Софья. В доме тихо. Молчу и я. Вспоминаю и пишу о его жизни. Иногда смотрю на красивое строгое лицо дяди Саши и мысленно разговариваю с ним, спрашиваю, о чём забыл. Он молча отвечает…
Я не боюсь его. Я понимаю его. Я не осуждаю его. Я преклоняюсь перед этим человеком: не всякому дано прожить столь трудную и долгую жизнь и не сломаться, не согнуться. Он жил и умер настоящим мужчиной, и пусть родная земля ему будет пухом…
Третья молодость
Годков нашей бабке Александре не так уж и много. «Люди и дольше меня живут!» – так по крайней мере она сама о себе скромненько сообщает, не называя года рождения.
Оно и вправду: раньше-то Александре помирать недосуг было: молодой – на сторону гульнуть, «хвостом крутнуть» любила, в зрелом замужестве – детей растила, а к старости муж, что сильным полом считался, телом ослабел и на полное бабье иждивение сел. Как беспомощного старика сиротой оставишь? Так незаметно и дотянула бабка до восьмидесяти лет с гаком.
Но хворый дед поскользнулся в ранневесенний гололёд, хряснулся нетрезвой головой о каменно-крепкий лёд и Богу душу отдал.
Да так скоро свершилось дело – Александра охнуть не успела, как вдовой осталась.
Хоронили покойного в тот же гололёд, и с великим трудом гроб к могиле доставили. Такая скользота образовалась – прямо ужас!
Кто на похоронах в коленках слаб был и на ногах худо держался – не раз вверх сапогами взбрыкивал и чертыхался сквозь зубы: «Нашёл время, когда помирать, старый хрыч…»
Чуткая Александра всё это слыхала и на ус мотала, а как с кладбища домой воротились, вдруг решительно и принародно объявила – никто за язык не тянул:
– Всё! Окончилась моя жизненная программа и всякие общественные обязательства: сама, кого хотела, всласть полюбить успела, кучу законнорожденных детей к жизни приспособила, внуков вынянчила, правнуков потетёшкала – пора и честь знать, спокойно умирать. Но только в такую пакостную погоду я, хоть убейте, помирать не стану! Не хочу, чтобы люди себе рёбра ломали и меня худым словом поминали. А вот развиднеется, распогодится, тогда уж, соседушки добрые, милости прошу на мои последние проводы!
