Она походила на большую черепаху, вынутую из панциря, в которой, тем не менее, теплилась почему-то жизнь. Дряблая кожа её крупного бледного лица с набухшими, как от непрестанных слёз, чуть приоткрытыми тяжёлыми веками, была сплошь изрезана густой сеткой мельчайших морщин. Она выглядела такой древней, что, казалось, должен был истлеть сам язык, на котором изъяснилась судьба, нанеся причудливые письмена на этот смуглый ветшающий пергамент.
Так же недвижно встретила она благую весть о возвращении сына: скомкала в трясущихся, обтянутых глянцевитой пятнистой кожей, плохо слушающихся руках платок, задышала шумно, зашаркала ногами, придвигая на ощупь шлёпанцы, захлопала сухими веками, поднесла к ним конверт, прижала плотно. Просидела так долго…
Надо было знать, с каким нетерпением, еле сдерживаемым восторгом, с каким внутренним, готовым прорваться в любую минуту ликованием ожидал теперь Чингиз этого приезда. Ещё бы! Ведь дядя Георгий, которого старожилы называли между собой оскорбительно несолидно Жорой, а то и просто Жориком, был первым из тех, которые вернутся, обязательно вернутся. Ведь об этом говорил дедушка маме, а она его всё не понимает, и они ссорятся. Очень он досадовал на взрослых за этого «Жорика». Ну, разве можно так звать этих людей?! Да можно ли вообще звать их запросто, как прочих других?! Нет, нет и нет! А тут – Жорик! Очень это огорчало мальчика.
А дети этого человека, захотят ли они играть с ним? (О дружбе с ними он и мечтать не смел!) Страшно интересно, какие же они всё-таки? Впрочем, кое-что о них он уже знал: девочке шесть лет и зовут её Эмма (какое удивительное имя, не правда ли?!), а Тельман (очень мужественное имя!) старше сестры на целый год.
Ещё он прознал, что маму этих детей зовут так же, как и дочь, и в этом виделось мальчику некое таинство. Как же иначе? Ведь были они ближайшим окружением, семьёй этого человека.
А эта женщина по имени Эмма (какое нежное имя!), должно быть, похожа на артистку Любовь Орлову, – красивей женщины Чина просто представить себе не мог, как ни пытался, всякий раз ловил себя на том, что смущённо отводил глаза, не выдерживая её ослепительного взгляда с киноэкрана… А сам дядя Георгий, как выглядит он? И тут Чине приходилось совсем непросто. Самым красивым и мужественным представителем сильной половины человечества был для него Алик. Представить себе кого-то, превосходящего друга, мальчик не мог, как ни напрягался. Позже, однако, нашёлся-таки спасительный вариант: Чина несколько состарил портрет старшего друга – поднажал, в основном на виски, изрядно их подбелив, добавил несколько широких морщин на лбу и складки вокруг рта, как нельзя к месту оказалась широкая и добрая, но как бы слегка усталая и чуть снисходительная улыбка. Получилось то, что нужно.
