* * *
Дом встретил собачьим холодом, Наташа забыла закрыть окно, уходила ведь всего лишь на пару часов. За целый день обледенело все: ручки дверей, шкаф, диван, пульт от телевизора… Прикасаясь к холодным вещам, Наташа продрогла и, поставив чайник, стала греть руки возле него. С детства нравилась газовая плита: «как вечный огонь». По всему телу бегали колючие мурашки, сжимались и кожа, и сердце, Наташа почему-то заплакала. И чем теплее становилось, плакала все сильнее и сильнее…
Саша даже не старался понравиться, просто оставался каждую минуточку самим собой: говорил, что думал, порой, резкие вещи. Спорил, не стеснялся украсить речь крепким матом, иногда удивлялся, что Наташа знает что-то, а он нет…
Как же так?! Обычно мужчины, пытаясь произвести впечатление, плели витиеватые речи, постоянно извинялись за неосторожно произнесенное слово, во всем старались угодить. А он был ровным в своем поведении… Ровным душой, равнодушным… Равнодушным к ней…
Наташа, все еще шмыгая носом, налила кипятка в любимую кружку с рисунком в клеточку – бордовый шотландский плед.
Кофе – обязательный атрибут раннего утра, бодрого начала работы, или неспешной философской беседы, а вот вечером, в завершение дня, подводить итоги надо обязательно горячим чаем. Вкус чая – это, прежде всего впечатление, создающее особое настроение. Смакование победы или лекарство, смягчающее горечь неудачи. Мята – освежает ум, кардамон – помогает остановиться после дневного сражения, смородина восстановит силы, а клубника проявит вкус поцелуя еще ярче на губах.
Но не случилось поцелуя, и нет такого чая у Наташи, который мог бы заглушить тоскливое одиночество. В ушах все еще звучал Сашин голос и тихие гитарные переборы…
Так и заснула на диване под бормочущий телевизор, напившись пустой горячей воды…
В понедельник на кафедре все обсуждали так называемый марш миллионов, который, оказывается, проходил в субботу, когда Наташа по воле случая гостила у Саши. Пока жарилась картошка, по стране прокатилась волна протестного движения: очередной «Марш миллионов». Уже не такой массовый по масштабам, как весной, но еще находились люди, которые не хотели отступать от принципов и продолжали выходить на улицу вместе с такими же несогласными, воспринимая это как возможность выразить свое требование перемен и почувствовать себя частью больших событий. Наташа тихонько зашла в приоткрытую дверь за спинами коллег и прислонилась к стене. Около окна, в лучших традициях революционеров, вел агитационную работу молодой преподаватель. Опершись левой рукой на стол, горячо жестикулировал правой, рассекая на абзацы воздух. Чаще всего почему-то повторялся жест, что он отрезает себе голову. «Ааа, это означает достаточно, сыт по горло», не сразу догадалась Наташа. Слушая пылкие речи, удивилась собственному равнодушию. Вспомнила, как тоже активно следила за событиями на Болотной, проспекте Сахарова, прилипнув к монитору компьютера, во все глаза смотрела прямую видеотрансляцию на «Серебряном дожде», ужасалась несправедливости новостей по телевидению, жадно глотала горячие слова в блогах лидирующих оппозиционеров. Впитывала как губка. Смутные детские воспоминания о событиях 1991 года обретали реальные очертания. Тогда тоже на улицы вышли люди, правда, в отличие от нынешних бунтарей, они были голодны. «Голод» существовал и в информационном плане и в потребительском, они не могли ничего потерять, потому что ничего и не имели. Сейчас достаточно уволить человека с работы, начать таскать по милициям-полициям, и сразу начинают копиться долги. В итоге оппозицию задушит простая коммуналка!
