– Дед, я скорехонько. Бегом туда и назад. Обернуться не успеешь – я тут. Дождешься.
– Да нет малец. Скор мой черед. Обкручу Юрия с ромейкой – считай, дело важное сделал. С Царьградом вас породнил. Можно и на покой. Хотя вы и так родня. Ох, забывать все начал. Жаль, не до конца дело довел, не всех под одну руку поставил.
– Чему учиться дед? Какую науку вперед брать?
– Вот этому и учись. Как всех под одну руку поставить. А более друзьями обрастай. Недруги сами набегут. Они, как мухоморы после дождя, невесть откуда берутся. Обрастай друзьями, братами, кровниками. Они тебе подмога. Возвращайся только тогда, когда силу почуешь. Таким, – Он кивнул на обмякшего митрополита, – Не доверяй. Слугой Божьим своего человека ставь, из славян. А не такую вот мразь ромейскую. И ведь думает, что Бога за бороду держит. Упился что ль сегодня? Тихий какой сидит, не похоже это на него. И тих не бывает, и медов, да вин не пьет, все норовит в рукав слить. Мразь и вор. Видать Бог покарал сегодня, да и за дело, – Он перекрестился, – Прости меня Господи, за мысли греховные. И спасибо, что покарал, давно пора.
– Похоже, Андрюша, – Продолжил он, – Тебе эту ношу вытягивать. Один не поднимешь. На наших князей опоры нет. Ошибся я, когда на них опереться хотел. Кажный себя Богом чтит, Амператором видит на золоченом троне, – Он криво усмехнулся, – Ты держись младшей ветки, что по Заморью раскидана, что от младших Рюриковичей, Владимировичей пошла. У них гонору поменьше и любви друг к другу побольше. Их в кучку собери. Гуртом и батьку легше бить. Вот тебе все мои наказы. Давай выпьем: за твой отъезд, за Юркину свадьбу, за мои поминки, – Он опять жестом остановил Андрея, готового что-то сказать, – За мои поминки, за твою судьбу. За судьбу Великого князя в Великой Славянской Земле. Дай Бог! – Он поднялся и громко на весь зал сказал, – За моего внука, Ростовского князя Андрея Георгиевича, поднимаю чашу сею, и благословляю его на дела богоугодные – в миру и в ратных делах. Пусть прибудет с ним воля Божья и отеческая забота! Слава!!
Он толкнул еле живого митрополита, и тот как во сне поднялся, держа в руках свой золотой крест, и треснувшим голосом сказал:
– Благословен будь. Многие лета.
– Многие лета! – Громыхнули басы с дружинного стола.
– Многие лета!! – Подхватили Микулица и, неожиданно для себя, черный игумен.
– Многие лета!!! – Вдруг взвилось аж под потолок с отроческого стола. И вздрогнули митрополит и игумен.
