Подскочил виночерпий, шепнул:
– Воеводы бахвалятся, что шли через Брынский лес.
Из соседних палат забежал скоморох.
– Отроки промеж себя разговор ведут, про то, как дальше побегут до Царьграда? Водно, али конно?
Со двора, пробегая, сенная девка принесла.
– Челядь бает, что младшая дружина разницы между дружинником и челядью не делает, и они за них готовы головы сложить.
И один и тот же вопрос задавал всем митрополит.
– Кто песню пел?
И один и тот же ответ приносили людишки.
– Дружина!
Митрополит начал звереть лицом и супить брови. Одно он не мог понять.
– Кто? Кто серый волк у этого только что вылупившегося Иван-Царевича?
И вдруг с двух сторон зала, как два хлыста стегнули по нему острые взгляды.
Невидимые нити перехлестнулись под потолком и сцепились в мертвой хватке, старец упорно сопротивлялся, но их было двое, и что поразительно, они были сильнее. Даже не то чтобы сильнее, они были необычнее, он не знал тех сил, которые стояли за ними. Он многое знал и умел. Он подчинил себе Киев, правда, не весь Киев. Печерская обитель стояла особняком, но это до поры до времени, он все равно подмял бы ее вместе с ее непокорным черноризцем. Не смотря на то, что тот когда-то княжил в этих краях. Он считал себя великим, он не боялся Владимира и ждал только момента, когда тот умрет, и приближал этот момент, как мог, чтобы окончательно взять в руки этот славянский городишко. Но этих сил и этих ведунов он не знал. Он даже не мог понять, где они черпали силы, становясь, все сильнее и сильнее с каждым моментом схватки. Он попытался понять, откуда они, но уже кто-то залезал в его мозг и сурово приказывал.
– Хватить совать свой нос, куда не просят. Забудь свои злые мысли! Бойся отче! Подумай, жизнь коротка.
– Кто вы? – Взмолился после тяжелой схватки, митрополит, – Кто? Пошто приказы мне отдаете? Чьим именем?
– Именем Господа нашего, – С двух сторон раздался ответ, – И он обмяк и смирился.
За это схваткой внимательно наблюдало двое. Дьяк Беда и черный игумен. Они не видели противников, не видели самого боя, но противостояние отразилось на лице старца, такой не выносимой мукой, что все было видно по нему.
Дьяк давно понял, что митрополит, мягко скажем, не очень доволен их прибытием в Киев, и уж совсем не доволен приемом, оказанным им Великим князем, и главная его цель спровадить их отсюда. Но что-то еще не давало святому отцу покоя, и он старался это вынюхать при помощи своих проныр. Дьяку все это было видно, как на ладони, но вот то, что кто-то начал глушить старца, даже для него стало неожиданностью, а то, что его сломали, и сломали быстро, было просто шоком. Беда знал, что митрополит славен был в определенных кругах бесовскими своими знаниями и дружбой с силой потусторонней.
