– Держись крепче, сынок, – поучал он, – Это мать сыра земля к себе зовет, силы поднабраться. Помни ее, не забывай, в какой земле не будешь, а своя дороже. Она родная оттого, что род твой на ней и могилы родичей на ней, в какой бы земле они не лежали, а души их здесь. Вот они тебя и зовут, видно сказать что-то хотят, ты приложись к земле, послушай, сердцем послушай, ухом не возьмешь.
Так говаривал мудрый дядька Данила – Даниил, в боях рубленый, колотый, в Святой Град Ерусалим хаживавший, с ушкуйниками плававший и все на свете знающий.
Но беспечное детство закончилось быстро, со смертью матери и отъездом отца, даже быстрее, чем надо было. И он, еще недоросток, вместе со старшим братом Ростиславом, вместо положенных десяти лет, был взят с женской половины в неполных семь и отправлен в валеты – мальчики, на учебу и воспитание на княжеский двор отцовского брата Вячеслава. С ним остался только дядька его Даниил, да малое количество княжьих отроков, по разумению такого времени с ним воспитывавшихся, и бывших его другами, почти братьями, еще с пеленок.
Учение ему нравилось, языки он постигал быстро и без нарочитого упорства, в отличие от старшего брата и многих сверстников. Даже младшего Михаила, еще совсем сопляка, умудрился приобщить и к греческому и к латыни – языку мертвому, церковному, но для понятия того, что в мире происходит, и куда Вера поворачивается необходимому. Арабский, да чудский языки знали они, с детства. Забегая, то на Чудскую сторону Суздаля, где жили меря, весь, мурома и мордва, то есть «чудь белоглазая», то на торжище, где сидели и торг вели купцы, почитай, со всех краев, а более, с тех, что вниз по Волге матушке, и по пути из варяг в греки.
Поучения Владимира Мономаха, «Русскую Правду», по которым начинали жить во всех краях и весях и которую на кончике копья несли великокняжеские дружины, смиряя вольницу князей междуусобников, сановитых бояр, и вольных племен, еще под княжескую руку не попавших, учил он почти на зубок. Псалтырь, да законы Правды понимал он, как основы жизни настоящей и будущей, еще каким-то детским чувством. Но, как волчонок чутьем учит охотиться, так и маленький Андрей, таким же волчьим чутьем, учился править.
Годков же с двенадцати Данила сколотил из них дружину воинскую, выдал мечи и щиты, пока еще деревянные и начал учить искусству ратному. Не просто мечом махать и стрелы в белок пускать, а строить и брать приступом глиняный Вавилон, дерновую Антиохию или Мемфис из хвороста. А по вечерам сам ли, или со товарищи, или пригласив гусляра – певца древнего, как сложится, рассказывал им байки и былины из жизни воинской, про Даниила игумена Земли Русской, про Ваську Буслаева, про Илью Муромца, про волшебного гусляра Садко, да мало ли про что еще.
