– Так. Точно так, – согласился мэтр, – Память подводить стала. Ну, да ты и помоложе. Я тогда уже знатным рыцарем был, а ты только в иноках обретался. Это теперь ты чернокнижник, о котором легенды без малого уже лет пятьсот ходят, – Мэтр подвинул себе кубок с вином.
– Лет шестьсот, – поправил гость, – Так ведь, и о тебе тоже земля слухом полнится. Я по книгам твоим учеников учу. И по Книге судей и по Божественной комедии и по многим другим.
– Так это все, баловство. Разминка ума, – с довольным видом отмахнулся тот, кого называли графом.
– А пошто ты Мэтр вдруг к Приорам шатнулся? У храмовников с ними дружбы сильной с того времени, как те уехали из Святой Земли, не было. Войны не было, но и любви я уж такой не наблюдал, – Микулица тоже потянулся к кубку.
– Так ведь на все воля Богов. Нет у них ноне достойного, чтобы святую кровь блюсти, опосля того, как ее по всему миру ведрами пролили. Нет достойных, чтобы кровь блюсти, нет достойных, чтобы золотую паутину плести. Нет достойных и знающих. Потому меня сюда с благословенного Беловодья и выдернули. Дело возродить и на путь правильный поставить, – он пояснял терпеливо, как настырному ученику.
– Так ты ж еще в бытность, когда божественным Данте в Навь уходил, зарекался в Яви с людьми знаться! – не удержался, подковырнул гость.
– Мы предполагаем, а жизнь располагает, – назидательно ответил Исаак, – Потому и сижу здесь Великим Магистром ордена Сионского. Ты-то, каким ветром? Ты ж у нас книжная душа?
– С посольством Великим московского царя Петра, – с издевкой сказал Микулица, – Надо его в братство принимать, а из него брат, как из дерьма пуля. В Гильдии кузнецов, ковать он не хочет, в Гильдии плотников, строгать не желает, корабли возводить не по нему. Ему подавай сразу мастерок. Храм строить. Вот привезли в Гильдию каменщиков, за знаниями, за умом.
– Пусть. Пусть пробует. Не отведывав куска – не спеши порочить блюдо. Завтра ты его к главному архитектору нашему отведи к Христофору Рену. Он тут у нас за Главного мастера по строительству Храма. И строит кстати храм. Собор святого Павла…после пожара, – он хитро зыркнул на Микулицу и тот сразу узнал старого Сент-Омара, всегда говорящего загадками.
– Кстати. Что за пожар такой? Вся Ойкумена только о нем и говорит, – Микулице действительно было интересно.
– Да так. Лет тридцать тому назад полыхнул вдруг Лондон…и сгорел весь. А куда прикажешь девать все эти храмы древние. Театры нашим дружком Гуляем, когда он здесь под именем Джона Ди подвизался, построенные, а они были суть новыми храмами Артемиде. Куда? Не знаешь? Забыл? Отвечу истиной старой. Огнем и мечом. Вы-то что Дом Богородицы так в первозданном виде и держите? Жгли и не раз жгли. Сказки всякие рассказывали про то, что, мол, чародейки на сердцах человечьих воду настаивают и той водой дома брызжут, и они горят, – он сделал страшные глаза и надул щеки, – Жгли. Это вам сейчас, пока еще не к спеху. А тут веры новые. Боги новые, правители новые,…а храмы старые. Да и весь город видом свои так и прет, так и выворачивает старые обряды и старые обычаи. Начиная с Жидовской слободы и кончая Тамплем. А теперь все в порядке. Там где красный петух пролетел, там одна зола осталась. Строй себе теперь вместо слободы Жидовской, квартал торговый, назови Сити. Вместо храмов Артемиде – Собор Павлу. Вместо театра Глобус – театр Друри-Лейн. Придумывай новые были, и новые сказы и все пойдет своим путем. Одно вот жалеют правители нынешние, что старый замок Тауэр устоял и что собор Богородицы – церковь Святой Марии братьев храмовников от огня спаслась. Но ничего обстроят, где подмажут, где подлепят и приведут в должный по внешним меркам вид. Не печалься Микулица, сдюжим. Скоро и вам старые города придется огню предавать, чтоб не торчали из-под короны уши ослиные, как в байке про царя Мидаса. Тому, у кого злато на голове, тому ослиных ушей не надобно, – он закончил, и откинулся на спинку резного кресла, – Еще чего спросить хочешь?
