– А слышала ты матушка байку народную, песню скоморошью, что на ярмарках поют, про то, как Брюс вору Конону помог? – набрасывая на ноги Елизавете меховой полог, спросила фрейлина.
– Нет. Расскажи. Путь не близкий, да еще и ночь морочит, с пути сбивает, смотри, опять луна в тучи нырнула.
– Так вот. Был, да и есть, на Москве король воров Конан Осипов. Он всем ворам вор, всем лихим людям суд. Сколь всего знает о том молчок, но золото к нему само идет. А он его бедным людям раздает да монахам черным…
– Ты Василиса про другое хотела рассказать, а про вора мне не интересно, – надула губки императрица.
– Ну, ладноть. Жил себе Конан не тужил, пока близ Москвы на дорогах не объявился тать. Все бы ничего. Мало ли татей по дорогам шалит? Но татя того звали, как и Конана, Осиповым сыном. И началась тут кутерьма, – рассказ Василисы полился плавно в такт бегу санок. Елизавета задремала под него, и он ей как бы явился во сне.
Конан Осипов стоял на стороже воровских законов и принципов. Блюл на Москве честь воровскую и наказывал ослушников. Сам законов братства лихих людей не нарушал и другим спуску не давал. Потому прослыл королем воров и честью вольной Москвы. Тезка же его, что объявился сначала близ Можайска и Дмитрова вскорости получил прозвище Ванька Каин, за паскудство свое. Грабил он всех подряд, законов не чтил, братство не блюл, обычаев старых не держался. Когда же на Москву пришел, то к тому ж еще и именем стал козырять Осипова, чем подвел под монастырь самого Конана. Все валилось с больной головы на здоровую. Но более всего, встал он поперек горла вольному братству, тем, что предавал братов своих в руки имперских ищеек, коли те псы, платили ему звонкую монету за службу Иудину. Так и заслужил прозвище Каин, в память убивца брата своего Каина.
Конан Осипов терпел, терпел выходки самозванца. Трижды ему встречи назначал, для разбору. Гонцов ему посылал с опаской, мол, образумься Ванька. Все в пустую. Почувствовал себя Ванька Каин царем на воровской Москве. Решил, что бога за бороду ухватил. И настолько допек он Конана, что не вытерпел кладоискатель, вспомнил совет чернокнижника Брюса и крикнул в синее небо:
– Воля!
– Чего орешь? – раздался сзади трескучий голос.
Обернулся Конан стоит дряхлый дед в обносках, колпак на нос надвинут.
– Чего тебе дед? Шел бы ты мимо. На тебе грошик, хлеба купи, – протянул ему монетку Конан.
– Чего орешь? Народ потешаешь? – опять скрипнул дед, – Что ли надобен кто? Уж не Волю ли зовешь?
