– Время разбрасывать камни, – ворчал Брюс, являясь в ее снах.
В обществе Елизавета показывалась достаточно редко, но все же являлась на балы и куртаги, и там по-прежнему блистала как необыкновенная красавица, У нее были превосходные каштановые волосы все больше и больше дающие в рыжину, выразительные голубые глаза, жемчужные зубы, очаровательные уста. Она обладала внешним лоском: превосходно говорила по-французски, знала по-итальянски и немного по-немецки, изящно танцевала, всегда была весела, жива и занимательна в разговорах. Ее роскошные волосы, не обезображенные пудрой по тогдашней моде, распускались по плечам локонами, перевитыми цветами. Решительно неподражаема была цесаревна в русской пляске, которой в веселые часы забавлялась она со своими скоморохами, называемыми теперь шутами и шутихами. Скоморохи эти вечно вились вкруг цесаревны, впрочем, как и неприметные серые тени, как бы охраняя ее от напастей. Брюсу она все больше и больше напоминала Малку, но он гнал эти шальные мысли. Когда же Елизавету со всех сторон обложили шпионами Бирона, он решил, что теперь пора.
Скоро через этих же шпионов, а затем через сплетни и слухи до ушей всесильного канцлера докатилась молва, что чернокнижник, потому в Москву подался, что нашел способ изготовления золота. Он, мол, алхимик и чародей отыскал тайну камня философского. Бирон задумчиво чесал затылок, решая верить или не верить, когда верный слуга доложил, что в приемной ждет встречи лично и челом бьет генерал-фельдмаршал Яков Вилимович Брюс, судя по имени, из наших немцев. Фаворит не устоял перед соблазном.
– Проси! Проси его в кабинет!
Хитрый Брюс заверил шепотом, что изготовлять золото будет в строжайшей тайне, и так же тайно доставлять его Бирону, или сам лично, или через своих людей доверенных. Он даже хлопнул канцлера по плечу, скрепляя их кумпанство бокалом доброго мозельского. Бирон поморщился, как всегда морщатся от панибратства те, кто выбился в князи из грязи, но заверил чародея, что свобода и безопасность ему гарантированы. Золото манило солнечным переливом. Однако неугомонный Брюс намекнул, что большие деньги, требуют больших вложений, и получил увесистый мешочек с золотыми империалами. Они еще раз ударили по рукам, и Брюс споро направил свой возок в сторону Москвы, краем глаза отмечая на хвосте слежку бироновских ищеек.
По рыхлому весеннему снегу, взрывая обочины на поворотах, скользя по гололеду на проталинах и перескакивая полыньи, возок чародея летел по ямскому тракту в окружении своих четырех диких служек. Почти под Тверью, у Медного села в трактире Яков различил коней Елизаветы, только что выпряженных из ее санок, так что от них еще валил пар долгой дороги. Дав знак, он завернул к ямскому двору. Выскочил из возка, отряхнул снег с медвежьей накидки и отер иней с усов, входя в избу. В дальнем углу у печки сидела цесаревна. С одного взгляда на ее серое лицо Брюс понял, что-то здесь не так. Быстро подошел, схватил за подбородок, бесцеремонно повернул к свету, вглядываясь в расширенные остекленевшие зрачки, зло спросил:
