– Да, – согласилась она. – Бить фашистов, бить! Без пощады!
Собралась Мария, как обычно, быстро. Надела легкую телогрейку, немецкие трофейные галифе и яловые сапоги, перекинула вещмешок с боеприпасами и продуктами за плечи, взяла автомат и вышла на полянку к командирской землянке, где уже толпилось человек тридцать партизан. Начальник штаба Мушников был среди них.
– С нами, значит, решили, Мария Петровна? – спросил он, хотя этот вопрос можно было бы и не задавать.
– Да, Петенька, с вами.
– Горячо придется.
– Неужели пограничник нашей заставы Петр Мушников все еще не верит в мои силы?
– Как не верю? Только спешно пойдем. Да и обратно марш-бросок с крюком большим, чтобы следы запутать.
– Не стоит, Петя, из пустого в порожнее переливать. Лишний автомат в бою не помешает.
– Верно говорит Мария Петровна, – поддержал ее вышедший из землянки Хохлачев, потом осмотрел всех собравшихся на операцию партизан, но не удовлетворился внешним осмотром, а приказал: – Попрыгаем. Выше, выше! Еще, еще! – И сделал заключение: – Ладно все. Можно в путь.
Пошел по тропе на первый взгляд неторопливым, но спорым шагом, каким обычно ходят мужики и пограничники, не оглядываясь, зная, что отряд вытянется, как обычно, в цепочку и, пройдя через болото по перешейку, соберется поплотней и заскользит бесшумно между деревьев вслед за высланными вперед дозорными.
Ничто не нарушило намеченного плана. За ночь, сделав всего один короткий привал, партизаны подошли к селу и остановились на дневку, укрывшись в глухой балке. Только Петр Мушников, замаскировавшись на опушке, весь день наблюдал за немцами и полицаями. Вернувшись вечером, доложил:
– Все в порядке. Часовые на прежних местах. Снимать будем, как договорились: вы, товарищ капитан, того что у склада, я – у школы. Сигнал атаки – взрыв гранаты.
– Вот и ладно, – одобрил Хохлачев. – С собой возьму…
– Денис Тимофеевич, я пойду, – твердо сказала Мария. – Вот этой гранатой – в окно.
– Хорошо… Только внесем поправку. Ты, Петр, к складу. К школе – я с Марией Петровной.
Еще раз напомнив задачу основной группе партизан, Хохлачев скомандовал:
– Пошли.
Вначале группы двигались рядом, и Мария видела скользившие в ночном безмолвии справа и слева силуэты, потом силуэты удалились, и в темном лесу они остались вдвоем с Хохлачевым. Мария почувствовала себя одиноко среди этих темных, теснившихся друг к другу стволов, оробела, и ее охватила тоска. Безотчетная. Сильная. Мария удивилась: не первый раз в ночном лесу, ходила даже совсем одна, а тут впереди, всего в шаге – широкая спина Хохлачева. Она успокаивала себя, но тоска так и не проходила. Даже тогда, когда они вышли на опушку и когда, прижимаясь к высоким деревянным заборам, пробирались по улице, и когда ползли, словно кошки к добыче, по бесконечной полянке перед школой, и когда Мария выдернула чеку из гранаты и ждала, когда Денис свалит ударом ножа нахохлившегося часового, и даже когда кинулась к окну, выбила прикладом автомата стекла и кинула гранату. Потом бой захватил ее, все мысли были только об одном: не дать фашистам опомниться и занять оборону у окон, не выпустить ни одного из помещения. Она перебегала от одного окна к другому, бросала в них гранаты и поторапливала мысленно партизан: «Скорей, милые! Скорей! Трудно нам с Денисом!»
