Она слышала, что у склада в бой уже вступила партизанская группа, которая была выделена для уничтожения охраны склада, а те, кто должен был атаковать школу сразу же после взрыва гранаты, отчего-то медлили. Марии казалось, что прошло уже много времени, хотя это было не так, просто секунды ей казались длинными минутами.
Перебежав к следующему окну, Мария замахнулась автоматом, чтобы выбить раму, но та с треском вылетела сама, и на подоконник вывалился готовый выпрыгнуть немец в нижней рубашке и с автоматом в руке. Мария на мгновение растерялась: в правой руке граната с выдернутой чекой, автомат – в левой. Как стрелять? Куда бросать гранату? Эти вопросы могли стать последними: немец уже начал поднимать автомат, если бы ни Хохлачев. Он крикнул: «Ложись!» – Мария упала, и длинная очередь прошила фашиста. Тот обмяк и начал сползать с подоконника. Мария вскочила, рванула его за руку и, сбросив на землю, швырнула гранату в окно. А к школе со всех сторон уже бежали партизаны, стреляя по окнам.
Бой затих быстро. Разорвалась последняя граната, прозвучал последний выстрел, и успокоилась ночь. Силуэты островерхих домов молчаливо чернели, словно ничего в селе не происходило, и оно спало непробудным сном. Прошло несколько минут, прежде чем затеплилось желтым огоньком окно в дальнем доме, но вот следом засветилось второе, третье, заскрипели калитки – село не спало, оно просто пережидало.
– Все, Мария Петровна. Еще один бой в прошлом. Гранаты – в вещмешок, – сказал Хохлачев, и голос его прозвучал неестественно громко, – автоматы за спину и заглянем на огонек к гостеприимным хозяевам.
Хохлачев начал вывинчивать запал из оставшейся от боя гранаты, и в это время в разбитом окне мелькнул силуэт, что-то мягко упало на траву. Хохлачев метнулся к Марии, свалил ее и придавил к земле. Рванула граната, боль пронзила ноги Марии, а Хохлачев обмяк, потяжелел.
– Денис! – крикнула она, боясь пошевелиться, чтобы не причинить ему боли. – Денис!
Мария слышала слова Петра Мушникова: «Живого взять!», слышала топот ног, потом доклад из окна: «Дохлый лежит. Офицер ихний», но слова эти не доходили до сознания, она задыхалась под тяжестью любимого человека, безжизненно давившего ее, ноги у нее нестерпимо болели, а в голове бился один вопрос: «Как же это, Денис? Как же?!» Она потеряла сознание и уже не чувствовала, как перенесли их в дом, как осматривали и бинтовали раны, не слышал, что одного партизана Мушников послал на базу сообщить о случившемся, а двоих – в соседний отряд (через него отряд Хохлачева поддерживал связь с Большой землей), чтобы вызвали самолет. Очнулась она от сильной боли, когда подняли ее, чтобы положить на носилки, спешно сделанные партизанами. Увидела хмурые лица товарищей, спросила, превозмогая боль:
