– А звёзды?
Опанас вздохнул.
– Ты поменьше бы всякую ерунду читал. Эти книги в древнюю эпоху написаны. Когда небо ещё не менялось каждую неделю, и Луна всего одна была.
Коля не удержался. Спросил о том, что давно мучило:
– Получается, от нас и не зависит ничего? Направление-то только одно – вниз по течению.
Кормчий покачал головой.
– В незапамятные времена люди думали, что имеют свободу – куда плыть. И где они все?
Николай не знал, что ответить. Вгляделся – и вскрикнул.
– Дядя Опанас! Вон, видишь? Блестит.
Далеко впереди, над берегом, возвышалась сияющая сетчатая конструкция – высотой в полнеба.
Шкипер оттолкнул от кормила, прохрипел:
– Зови ватамана! И старосту Бориса. Бегом!
* * *
Охранник спросил строго:
– Куда, салага?
– К ватаману.
Поправил на груди автомат, кивнул:
– Дуй.
Вниз по трапам, скрипя рассохшимися ступенями. Вторая палуба, третья.
Пусто, сыро, только редкие крысы шныряют. Последняя остановка экипаж вчетверо проредила.
Сначала какие-то шальные напали. С пиками и аркебузами. Кричали на незнакомом языке, палили из пушек – еле отбились. Пшеничные поля все повытоптали; осталось ждать, когда овощи созреют, внутри ограды посаженные…
Потом – на железных повозках, плюющихся огнём. И – страшные птицы с ними. Ватаман велел с нижней палубы тяжеленный ящик притащить. Николка сам крышку топором сбивал – и сейчас помнит, как блеснули грозные железяки, густо смазанные маслом.
Собрали пулемёт, установили на треноге. Первую же огромную птицу сбили. Разглядывали с ужасом кожистое полотно, натянутое на чёрные трубы – удивительно прочные и лёгкие. И скорчившегося мёртвого пилота: лицо без носа и глаз, мелкие кривые зубы-шипы, синей кровью сочащиеся пулевые отверстия…
Половина бойцов осталась у ограды лежать. Лёгкие времянки полыхали, швыряя горстями искры – много домашней птицы погибло в огне, а скотина – вся.
В перерыве между атаками ватаман приказал отходить к берегу, бежать на Ковчег. Тогда-то вода реки забурлила – толстые чёрные хлысты хватали за ноги, утаскивали в глубину, разбивали лодки…
Николай успел краем глаза увидеть, как упала за борт Наташка – бросился за ней, как был, в ободранном бронежилете и тяжёлых берцах. В непроглядной тьме, кишащей безглазыми тварями, нащупал тонкую руку, выдернул на поверхность. Грёб к высокому борту корабля, каждую секунду ожидая, что вцепятся в тело шипастые зубы.
Уж сколько времени прошло – а и сейчас забилось сердце, покрылась кожа пупырями от жутких воспоминаний.
