Воронцов передвинул на колено планшет, достал блокнот и карандаш.
– Нарисуй-ка, Кондратий Герасимович, как лежали двое возле родника и куда попал он третьему, в ячейке.
По схеме получалось так, что все три пули прилетели со стороны водокачки.
– В соседней роте, слева, тоже есть убитые. Тоже трое. – Воронцов убрал под маскировочную накидку планшет. – Огонь ведёт по флангам. Грамотно. И – нежадно. В нём есть очень ценное качество, даже для опытного снайпера, – чувство меры.
– Но твоего тоже не пожалел. – Нелюбин достал кисет, начал свёртывать самокрутку. Обминал бумажку, сыпал табак, завёртывал, а сам всё посматривал насмешливым взглядом на Иванка.
Тот не выдержал и сказал:
– Дядя Кондрат, дай-ка дёрнуть?
– А ты что, Иванок, закурил? Ты ж разведчик!
– Ну и что? – пожал плечами Иванок.
– А то. Во-первых, разведчики не курят. Чтобы не кашлять. Во-вторых, если курят, то не свои.
– А чьи ж?
– Немецкие. В-третьих, тебе сейчас нельзя. Ты сейчас на нейтралку поползёшь. Накуришься, от тебя пахнуть за версту будет, и немец тебя сразу унюхает. Махорка-то у меня – лихая. Понюхает он – русским духом пахнет, и конец тебе, Иван Иваныч!
– Да ну тебя, дядя Кондрат…
Посмеялись. Иванок уже привык к тому, что старшие дядьки над ним всегда подшучивали. Одни видели в нём сына, другие младшего брата, недоброй судьбой занесённого на войну. Тут уж ничего не поделаешь. Оставалось только привыкнуть да самому посмеиваться. Тогда поскорее отстанут.
– Письма-то от матери получаешь? – поинтересовался Нелюбин.
– Получаю.
– Как они там, после пожара-то, отстроились? Или всё в землянках живут?
– Ещё не все. Но помаленьку отстраиваются.
– Ну да, – покачал головой Нелюбин, – у них там теперь и строителей-то не осталось…
– Из госпиталей стали приходить. Мужики там теперь есть.
– На излечение, что ли, приезжают?
– Кто на излечение. На поправку. А кто уже подчистую списан. По ранению. Калеченые да увечные.
Нелюбин закурил, задымил в траншее. И, разгоняя рукой колечки и разводы горького сизого дыма, сказал:
– А твоего, Сашка, он стрельнул дуриком. Может, уходить уже собрался и соблазнился напоследок. А стало быть, его там теперь нет. Или вовсе не он стрелял. – И Нелюбин покосился на Иванка. – Немцы, снайперы, тоже ведь парами охотятся. Вот, может, напарник и стрелял. Наблюдатель. А? Волчонок жадный…
– Утром, на рассвете, твои часовые никого там не видели?
– Никто ничего не доложил. Значит, не видели. Может, мне каску высунуть? Подразнить его?
