Домой Третьяковы отправились возбуждённые, даже счастливые, однако же не вполне счастливые. С одной стороны несомненная, явная, можно сказать, блестящая победа над наглым Хрунько, с другой стороны – досадная недосказанность, неопределённость. Хоть Сюльский недвусмысленно одобрял позицию «возмутителей спокойствия», он всё-таки не сказал, не намекнул даже, что руководство детдома будет заменено. Одни слова об «оргвыводах» давали надежду на благоприятное для Третьяковых окончание конфликта.
Подошёл к концу первый студенческий год Валентина. Он продолжал заниматься спортом, делал получасовые пробежки за городом по просохшей дороге в детдом. Но главное, считал он, накачивать не мускулы, а мозг всевозможной информацией. Много читал по программе и помимо неё, причём штудировал не только труды бородатых классиков, чьи портреты – непременный атрибут всех партийных, общественных апартаментов и учебных заведений, но и тех мыслителей, которые были до них. Валентин познакомился с кой-какими трудами Аристотеля, Платона, пробовал одолеть Гегеля, но уж больно тот утомлял, требовал большого мыслительного напряжения. Попался ему даже потрёпанный, изданный на плохонькой бумаге ещё до революции каким-то товариществом интеллектуалов томик Ницше. Манера изложения этого философа-циника вызывала восторг: он излагал свои взгляды доступно любому и каждому, но идеи его шокировали, и порой леденящий холодок ужаса заползал в сердце: прямо-таки змеиный яд. Знакомясь с иными философскими системами, Валентин хотел удостовериться в том, что все они лишь попытки приблизиться к безусловной, высшей истине, а марксизм – вершина, последнее, окончательное слово мудрости… Разве мог он тогда знать, что «всепобеждающее учение» самим ходом истории будет отвергнуто, похоронено?!
Добрался он до главного труда Карла Маркса, да не просто прочёл, законспектировал первый том «Капитала». Николай Асламов рассказал на курсе о таком непосильном для рядовых смертных подвиге.
– Ну, Третьяков, ты даёшь! – верещала Шура Пакина. – Видит Бог, не придётся тебе ехать в дальние улусы учить ребятишек русскому языку. Быть тебе, разлюбезный, в аспирантуре!
20 мая закончились учебные занятия в школе, начались экзамены. В четвертых классах они длились всего десять дней по трём предметам: арифметике, русскому языку и географии. Алексей Иванович пошёл в отпуск позже, с 10 июня. Третьяковых продолжал мучить неотвязный, как заноза, вопрос: уберут или не уберут Хрунько. Но дни проходили за днями, неделя за неделей, а ничего не менялось.
