— Я, должно быть, утратил слух, — обронил администратор и издевательски приставил ладонь к уху.
Брюлл хранил молчание.
— Итак, господин доктор оглох, а? — негромко спросил кондуктор.
— Я не доктор, а тем более не ушной, — безнадежно вымолвил Брюлл.
Четверо господ не спускали глаз со старика, приводя его в неописуемый ужас.
Несчастный Брюлл метнулся было влево, но ему загородил дорогу толстый педель. Тогда он попытался уклониться вправо, но там стоял тощий налоговый чиновник.
— Выходит, я лгу? — возмущенным тоном вдруг спросил налоговый чиновник, не проронивший до этого ни слова.
— Видите ли, я… — пробормотал Брюлл, — Не-е-ет!
— Так! — мрачно изрек педель.
— Так! — вторя ему, прорычал кондуктор.
— Ваша милость — иудей? — с изысканной любезностью осведомился администратор.
Губы Брюлла вновь беззвучно зашевелились.
— Помилуйте, — простонал он наконец, — я… я ведь просто так!
— Плясать умеешь? — спросил налоговый чиновник и вынул из кармана револьвер, полученный им в тот день в Союзе пробуждающихся мадьяр в Будапеште.
— Я служитель религиозной общины, — ответил, моргая, Брюлл.
— Пляши, резник! — рявкнул вдруг налоговый чиновник и выстрелил в воздух.
Брюлл дернулся всем телом. Четверо господ словно озверели.
— Пляши, иудей! Пляши, резник! Пляши, падаль! — наперебой истошно вопили они.
За кладбищенской стеной на крыше фамильного склепа, принадлежавшего знатному семейству Дьёрбиро, белел холодный мраморный крест. Хорн, хозяин пивной, выглянул из-за двери и тут же шмыгнул назад.
Брюлл стоял, опустив голову и исподлобья глядя на своих мучителей бегающими от ужаса глазами.
— У тебя что, ноги к земле приросли? — прошипел налоговый чиновник.
Брюлл медленно поднял правую ногу, замирая от страха перед направленным на него дулом заряженного револьвера; в этот момент кондуктор лягнул его в зад. Брюлл слабо взвизгнул и вдруг высоко подпрыгнул; физиономии веселых джентльменов от возбуждения налились кровью, у кондуктора, изнемогшего от смеха, глаза чуть не лезли из орбит, педель растянул рот до ушей и поглаживал брюхо, млея от удовольствия. Брюлл на мгновение замер.
— Ну-у-у? — прорычал налоговый чиновник.
Старик с седеющей бородой грузно поднял ревматическую левую ногу, словно старая кляча, ожидающая, чтоб ее подковали; он смотрел на мраморный крест фамильного склепа Дьёрбиро, глухо хрипел и в отчаянии вращал глазами, в уголках которых выступили две скупые слезинки, скатившиеся на бороду. Кондуктор в упоении хлопал в ладоши.
