Эгето поднял на него глаза.
— Пора уходить, — сказал он. — Здесь… конец!
Богдан промолчал.
— Чего вы выжидаете? — спросил Эгето.
— Надо уходить в подполье! — сказал Богдан, и глаза его загорелись. — Но мы вернемся, и я… — он не договорил, захлебнувшись кашлем. — Уймись, проклятый, — с трудом проговорил он и, сжимая руками грудь, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, лицо исказила гримаса, по лбу струился пот, зато глаза продолжали гореть неугасимым огнем. — Я не умру, — наконец отдышавшись, сказал он сухо и махнул рукой.
— Что мы должны делать? — немного помолчав, — спросил Эгето.
— Для этого я и позвал вас! — ответил Богдан.
Он заговорил о сложившейся в стране обстановке. Говорить ему было трудно, его душила астма. Он был совершенно согласен с Эгето и глядел правде в глаза: здесь пока что — конец!.. С социал-демократами — это даже политиканствующие старухи с фабричной слободки видят— не столкуешься; твердолобые профсоюзные бюрократы как в правительстве, так и вне его прибегли к самой бессовестной мелкобуржуазной тактике; и скорее всего, не от тупости, а вполне сознательно: «Бить левых, прислушиваться к правым!» Что же это такое?
— Кретины, — продолжал он медленно. — Кричат лишь оттого, что боятся. Черви, угодившие в хрен!
Он считал, что не пройдет и десяти дней, как контрреволюция натянет Пейдлу и всей его клике шутовские колпаки до самых ушей. Не надо закрывать на это глаза.
— Прикончили! — таково было его мнение о загадочном исчезновении Тота.
Потом он заговорил о румынах, а когда упомянул о Верховном совете великих держав Парижской мирной конференции, с кривой усмешкой несколько раз провел рукой по столу.
— Мы выйдем из подполья, — сказал он, уже утомленный разговором, и поглядел Эгето прямо в глаза. — И, по всей вероятности…
— Когда? — спросил Эгето, делая слабое усилие изобразить на лице легкую усмешку.
Богдан пожал плечами. Затем он сообщил, в чем заключается то важное дело, из-за которого он вызвал Эгето; нынешней ночью любой ценой надо проникнуть в муниципалитет.
— Быть может, сейчас… его не так усиленно охраняют — должно быть, дрожат за свою шкуру. Боятся румын. Есть кое-какая информация… Дело это, однако, чрезвычайно опасное.
Богдан взглянул на Эгето, тот пожал плечами.
— Продолжайте, товарищ Богдан, — проговорил он. — Не ждете ли вы письменного согласия?
— Могут и пристрелить, — сказал Богдан.
— Не пристрелят.
— Вы уверены? — Богдан испытующе смотрел на Эгето.
