…После памятной ночи Вера готова была загрузить себя какой угодно работой, лишь бы забыться. «Ты хотела работы, вот и работай… И мысли не допускай о бегстве из Предгорного!» — убеждала она себя.
Вера словно повзрослела за эти недели. Что-то новое залегло в изломе черных, тонких, как росчерк пера, бровей и в складках губ.
В конторе МТС она не показывалась совсем. Пропустила два заседания бюро. Но и работа в агрошколе не спасала ее от бессонницы в долгие зимние ночи. Не один раз вспоминала Вера слова матери, уже в ранней юности словно провидевшей то, что переживала она сейчас: «Верочка, Верочка! Сколько слез прольешь ты со своим характером, если полюбишь! Какой кровью будет исходить горячее, нежное твое сердце! Сколько безумств можешь наделать! Но и уберечься трудно от этого, доченька…»
«А может, бросить все и перевестись в другую МТС?» — приходила иногда отчаянная мысль. Нет, нет, этого она не сделает. Это малодушие.
— Ну и пусть тяжело, пусть больно, — шептала она, кусая губы.
Однажды ночью, когда Матильда заканчивала топку печей, а Андрей собирался пить кофе, дверь с шумом растворилась, и в облаке морозного пара и ворвавшейся пурги в контору вошел человек в засыпанной снегом шинели, в фуражке и тяжелых армейских сапогах. У порога, громко стуча о пол застывшими до звона сапогами, вошедший снял шинель и начал стряхивать с нее снег.
Со стаканом кофе в руках Андрей смотрел, как незнакомый человек зябко передернул покатыми, толстыми плечами, сорвал с черноволосой, пробитой сединою головы фуражку, отряхнул ее и сказал вполне добродушно:
— Так, чего доброго, Андрей Никодимович невзначай и замерзнуть можно. У меня уже, кажется, ноги к подошвам пристыли.
Вошедший был чуть выше среднего роста. Защитная суконная гимнастерка плотно, как резиновая, облегала развитые мускулы плеч и высокую объемистую грудь. Офицерский ремень туго схватывал талию.
— Ну вот, а теперь давайте знакомиться. Секретарь райкома Леонтьев. Письмо ваше о здешнем пьянстве читал. Давно. Узнал, что и живете вы в конторе, а вот за недосугом все не удавалось к вам заглянуть.
Андрей пожал твердую, все еще холодную ладонь Леонтьева.
— Я тоже наслышан о вас, Василий Николаевич, — сказал Андрей. — Пойдемте в мою берложку, погреетесь с мороза. Матильда! Принесите, пожалуйста, еще стакан кофе.
— Пожалуйста, еще два. У меня шофер. Он, бедняга, больше моего измучился…
— Два стакана, Матильда, и потом… — Андрей чуть тише добавил: — Сварите поскорей с десяток яиц и… чудесного вашего кофейку!
