Я впихнула трубку Гордону. Прикрыв решетку свободной рукой, он рявкнул: «Отвали, на хрен!» — прежде чем начал говорить с теткой. Внезапно я поняла, что так и сделаю — отвалю, на хрен, а то многовато в последнее время стало подобных приглашений. Я очень спокойно и очень решительно вернулась к духовке. Час пробил.
С его стороны бесполезно было плестись на кухню и бурчать, что он сожалеет, нагрубил нечаянно, просто в тот момент не хотел ни с кем говорить. Абсолютно бесполезно.
— Кое-кто слишком часто посылает меня по известному адресу, — сказала я, в последний раз вытирая решетку гриля. — Пожалуй, туда я и отправлюсь. Хватит с меня твоего пренебрежения. Мы должны развестись.
Это получилось так просто, что я удивилась, почему столько времени боялась это сказать. К моему удивлению, инстинктивным шестым чувством, которому полагается существовать между супругами, давно живущими вместе, Гордон мгновенно понял, что я не шучу.
Первое, что он сказал, когда я выпрямилась полюбоваться девственно чистой духовкой, было:
— Рейчел ты не получишь.
— Она останется со мной, — уверенно сказала я. — Никто не станет отнимать ребенка у матери.
Замечательно презрительным движением стягивая розовые резиновые перчатки — щелк, щелк, — бросила их на сушку для посуды.
— А как же дочь отнимут у отца? — возмущенно спросил он.
— Нельзя приносить жертвы бесконечно, Гордон. Мое терпение, во всяком случае, закончилось.
Взяв стул и наполнив бокал, я уселась напротив духовки. Муж орал, забегая справа и слева, топал ногами и бил в стену кулаком, но я не отрывала взгляда от сверкающей эмали, потягивая джин.
В конце концов Гордон заявил:
— Вот сама ей и говори. И подумай, каково тебе придется.
Я и думала.
Следующий месяц я мало о чем думала, кроме этого, а Гордон превратился в папашу, которым никогда раньше не был: отменял выступления, чтобы до окончания рождественских каникул водить Рейчел повсюду, читал ей сказки на ночь, покупал комиксы, сласти, усаживал на колени для долгих меланхолических объятий. От всего этого меня тошнило, но я выигрывала время. Пока я не буду абсолютно уверена, пока не пойму точно, что собираюсь сделать, я не начну действовать. Как ни странно, тот месяц запомнился райской свободой. Я знала цель, выбирала дорогу, сама творила свою судьбу. Свободная женщина, готовая пуститься в путь…