Осколок | страница 33



Василий тоже не читал, нет, потом, много лет спустя, читал, конечно, а до этого его любимым писателем был Есенин, про других он и слышать тогда не хотел, кроме Шевченко, само собой.


«Как умру, то схороните…».


«Кобзаря» Василий и на русском, и на украинском знал наизусть… Я, конечно, извиняюсь дико, но «Кобзарь» – это поэма великого Тараса Шевченко, того самого, которого Щепкин (великий, как и Шевченко, только актёр), выкупил из рабства. Эти слова я пишу для тех, кто не узнал цитаты, может не для всех читающих, но для большого количества – это точно.

Впрочем, Шевченко и Щепкина мы здесь исследовать не собираемся. А вот про Есенина остановлюсь чуть подробнее.

В восьмом, последнем классе школы на Бобровице, в страшно далёком от Магадана, туманном детстве, в руки Василию попался потрёпанный томик стихов. И Василий пропал, пропал навсегда. Заманила его в сети чарующая словесная игра, за которой чудились любовь и смерть, верность и тягучая тоска, дикая страсть и упокоение.

Фамилия автора стихов была Сесенин. На затёртой обложке пропала граница слов, они с трудом угадывались, вот и получился в юном мозгу из С.Есенина Сесенин.

Каверзный, я вам доложу, автор. Пишет так, что веришь всему, что он пишет. «Ты жива ещё, моя старушка?» – спрашивает он, а ты тут же представляешь свою самую близкую и такую далёкую, самую родную, единственную пожилую женщину, и даже как бы тянешься к ней руками и ответа ждёшь. Так что Василий пропал не зря, но в этом-то и недотыка и есть.

Потрёпанную книжку дал ему на два дня почитать одноклассник, только Василий сам прочитал сначала раз двадцать, так, что наизусть выучил, как говориться, от корки до корки, потом Маше Подопригора (тоже фамилия – помните?) дал почитать под честное-распечестное обещание вернуть завтра утром… И пошла потрёпанная книжица гулять по классу…

И что такого, спросите вы?

Ну-ну. То есть, вы не знаете, что к поэту Есенину отношение в разные годы у официальных властей было разное, а в двадцатых годах двадцатого же века, да на Украине – совершенно особенное.

Как только не костерили поэта! Доставалось ему – не пожелаешь врагу такого. Но не меньше, а часто и гораздо больше, доставалось тем, кто читал, любил, наизусть заучивал опальные строки.


Подробно обстоятельства ареста Василия я не знаю, но арестован он был прямо в классе во время урока и препровождён в тюрьму, о которой я уже многократно упоминал, прямо, так сказать в руки отца родимого. Просидел в той тюрьме часа четыре, был отпущен под поручительство отца, выпорот так, что ни лежать, ни сидеть не мог с неделю, и поэтому на открытом заседании общественного суда стоял солдатиком, чем вызывал у некоторых несознательных буржуазное чувство жалости.