Через каждые двадцать минут прибегал потный начальник автобазы, грозил всем срок добавить, если через десять минут не будет готово, потом в очередной раз прибежал и сообщил, что подать машину надо будет к столовой ровно в 9.00.
Тут все успокоились – до девяти ещё полчаса, а машина уже на мази.
Ровно без пяти минут девять Василий остановил машину у столовой, вышел и деловито прошелся вокруг, проверяя, всё ли в порядке, потом направился за угол столовой к сортиру. Не успел налево повернуть – из-за угла автоматчик – шасть! и давай орать: «Стой, кто идёт! Стой, стрелять буду!»
Василий ему говорит ровно и спокойно: «Что ты, зайчик, глотку насилуешь? Я в сортир, что, нельзя?
И вдруг этот служака передёргивает затвор, наставляет автомат на Василия и орёт: «В машину, быстро! Бегом!»
Ну, бегом, не бегом, а пришлось Жениху возвращаться в кабинку, не удовлетворив копившуюся потребность. А это было очень плохим признаком. Никогда! Никогда Василий не отправлялся в рейс, не посетив прежде сортира. Так делало и большинство шофёров. По тайге банды уголовников шастают и в основном вдоль трассы. Попробуй, остановись на минутку по малой надобности – поймаешь тут же пёрышко или машину обнесут до девственной пустоты или и то и другое.
Шофёры, как и моряки, народ крайне суеверный (по крайней мере раньше был), и каждый старался соблюдать милые сердцу правила как в поездках, так и «на приколе» и следовать приметам.
Неуютно стало Василию – главное правило не выполнено.
Задумался он, что за напасть такая? Ещё и охрана с автоматами, в сортир не пройти… Что бы это значило?
Но решить эту сложную задачу не успел – распахнулись двери столовой и выкатилась оттуда целая свора автоматчиков, человек восемь, потом, немного погодя, важно и степенно проследовала до машины группа лиц особого свойства – очень представительные, очень хорошо одетые, очень важные и деловые. Лица, озабоченные крайне, от которых, видимо зависела судьба если не всей планеты, то шестой её части, как пить дать.
Шли эти лица не спеша, переговариваясь между собой, а автоматчики, зорко оглядываясь по сторонам и держа свои ППШ наготове, двигались параллельно лицам к машине Василия.
У того, от вида лиц, извиняюсь за каламбур, лицо вытянулось до крайней степени удивления, и побежал он, как-то сам собой, вытягивать из кузова железную лесенку и дверку открывать.
Глубоко сидит рабство в нашем человеке, Чехов вот его выдавливал из себя, а другие – нет, да и не знали они, что можно выдавливать – они Чехова не читали.
