На заседание собралась вся школа. Особенно интересно поначалу было малолеткам – они ждали, что вот-вот начнётся расстрел, кто-то пустил об этом слух. Но старшеклассники выступали с пламенными речами, обличая каких-то Сесенина и Есенина… Учителя говорили, что это враги, но ни Сесенин, ни Есенин так и не были расстреляны, и малолеткам вскоре стало скучно, они начали бурно осуществлять свою внутреннюю, очень интенсивную и важную возню, ввиду чего ни выступающих, ни кого другого стало не слышно, немедленно был объявлен перерыв и радостная мелюзга с облегчением побежала играть в футбол.
Старшеклассники сиганули по кустам курить самокрутки, учителя отправились пить чай в учительскую, а Василий и Маша (арестованная вместе с ним и отпущенная под поручительство матери – отец у неё погиб в гражданскую) под охраной учителя физкультуры и учителя труда оставались на своих позорных местах в душном школьном клубе.
Накурившись (старшеклассники) и напившись чаю (учителя) собрание возобновило свою деятельность и постепенно пришло к выводу, что Василий и Маша вместе с ним, ни в чём не виноваты, а виноваты Сесенин и примкнувший к нему С.Есенин. Вследствие этого решено было Василия и Машу от наказания освободить, но назначить им повинность – подвергнуть вредную книгу стихов Сесенина-С.Есенина сожжению на костре, кое сожжение Василий и обязан был осуществить.
Смешно? Это сейчас смешно, а тогда Василию было не до смеха. А что он другу школьному скажет, у которого книжку брал? Присудили к сожжению?
Книга вреднючая была уложена в железное ведро и смачно сдобрена сверху керосином, чтобы ярче горелось…
Что-то с моей памятью происходит интересное, видится где-то в туманном далеке инквизиторский костёр… Неужели это было на моей родине? Быть не может!
Но ведь было! Было!!!
Кто отрицать станет?
Горел С.Есенин и Сесенин вместе с ним, ярким пламенем горел в ведре. И плакал Василий невидимыми никому слезами и повторял про себя простые, добрые, понятные и почему-то запрещённые какими-то очень злыми человеками строки…
Впрочем, ничего этого, вытягивая железную сварную лестницу из кузова своей полуторки, Василий не вспоминал, а думал только об одном, где бы успеть до поездки нужду справить.
Ничего так и не придумав, взгромоздился в кабинку, завёлся, прогрел мотор и, дождавшись, пока сопровождающий присоседится к нему, потихоньку тронулся в путь.
На вопрос «куда ехать будем?» получил ответ сопровождающего: «Не твоё собачье дело, сволочь» и спокойно двинулся по трассе, унося важных неизвестных, сидящих на лавочках в кузове, в колымскую даль между грядами бесконечных сопок.
