--
Как в дурдоме, - шипит Вера, гоняясь этой вилкой за зелеными горошинами.
Я выпиваю еще стакан и смотрю в окно. По моим прикидкам, внизу должно быть Черное море. Но никакого моря не видно - ни Черного, ни какого еще.
--
Надеюсь, соседская армия сейчас ничему не учится, - говорю я озабоченно.
--
Типун тебе на язык, - говорит Вера и поднимается с кресла.
Она уходит. Я убираю столик, откидываюсь на спинку и отключаюсь. Если сейчас вся эта механика свалится, я, как всегда, провороню самое интересное. Обидно будет... Когда я прихожу в себя, самолет идет низко над темно-рыжими горами в ярких белых проталинах.
--
Интересно, что это, снег? - спрашиваю я, протирая глаза.
Вера через меня наклоняется к окошку.
--
Нет, этого не может быть, - заявляет она уверенно. - Какой снег! Тут Африка напротив.
Самолет вздрагивает и еще снижается. Я замечаю, что табло горит, но дети бегают, и очередь в туалет тоже не убавилась. Думаю, мы так и сядем с каким-нибудь клиентом на унитазе.
Самолет кренится на одно крыло. Горы обрываются, и внизу вспыхивает матовым бирюзовым свечением море. Средиземное. Настоящее. Видны безмятежные яхты на воде. Самолет кренится еще. Хоть и понятно, что это разворот перед заходом на посадку, но все равно неприятно. Очень не хочется, чтобы он сейчас разбился - когда мы уже долетели до такой красоты. Вот он в последний, третий раз ложится на крыло, выравнивается и заходит на глиссаду. Море пропадает, теперь видна желтая земля, ангары, постройки... вот внизу мелькает шоссе с ползущими автобусами, является вдалеке здание аэродрома, наш самолет касается колесами земли и трясется на тех же асфальтовых неровностях, что и в родном Шереметьево, а весь салон разражается бурными аплодисментами. Кто-то из наиболее пьяных кричит "Ура!", а максимально трезвые шустро отстегнули ремни и дергают свои сумки, едва не роняя на головы сидящих. Впереди не спеша ползет самолетик люфтганзы. Я прикидываю, что эти гады сейчас рванут на паспортный контроль, а нам как всегда достанется хвост от очереди.
Вот мы уже стремительно ковыляем по зеркальному полу аэропорта, и Вера на ходу вырывает из сумки по одной долларовые десятки. Смуглый турок в окошке с потрясающей скоростью лепит марки в паспорта - даже, по-моему, не смотрит, куда лепит. Работай он со скоростью Шереметьевских погранцов, мы застряли б тут на полдня, как минимум.
Рядом с долларовым окошком - окошко евроидное. Разницей курсов никто не заморачивается. И там и там по двадцать единиц. У евроокна никого. Даже немцы не хотят платить двадцать евриков вместо двадцати баксов.
