Кругом куча народу. Все распихивают над головами вещи и хлопают дверцами. Публика чистая умеренно, дамы обвешаны дурацкими шляпами, мужчины - цифровыми фотоаппаратами. Детей много. Даже чересчур. В кресле наискосок через проход - двухлетняя кудрявая девочка на руках у папаши. Вдвоем напоминают знаменитую скульптуру под названьем Лакоон... Ребенок извивается как хорошая анаконда, разве что не кольцами. Чувствуется, сейчас устроит рев... Сзади - мамаша с сыночком. У мамаши - кислое выражение хронической усталости от жизни, а у сыночка лет двенадцати шкодливые горящие глаза вращаются от гиперактивности как пропеллер.
Вера наклоняется через меня и смотрит в окно, как там плавно садится борт алиталиа.
--
Господи, как они быстро... - бормочет она. - Только что один взлетел.
--
Ну и что? - говорю я.
--
Как что? Полоса-то одна.
--
Ну на то и диспетчеры, - говорю я.
--
Знаем мы... - ворчит Вера. - Этих диспетчеров.
Вдалеке кружатся вороны. Я проверяю ремень. Он, как обычно, безнадежно свободен. Можно подумать, они одних тут американцев возят, охват талии как минимум килограмм на сто двадцать живого веса, не иначе.
--
Смотри, смотри, - говорит Вера. - Птицы. Что ж их не отстреливают? А если она в двигатель попадет?
--
Ну и что? - говорю я.
--
Как что? Двигатель из строя выходит.
--
Подумаешь, - говорю я. - Ну выйдет один. У него их четыре. На остальных долетит.
--
Да? - говорит Вера и задумывается.
Стюардессы начинают показывать, как одевается спасательный жилет.
--
Смотри, смотри! - Вера даже приподнимается над креслом, чтобы не пропустить ни слова.
--
Ай, - говорю я и машу рукой. - Помогли б они кому...
И рассеянно листаю каталог их убогого duty-free.
--
Ты ленивая и нелюбопытная! - возмущенно говорит Вера и сует мне мешок с леденцами. - Возьми конфетку, уши заложит. Кстати, почему никто пакеты не раздал?
Загорается табло. Самолет медленно едет к взлетной, и его потряхивает на стыках плит.
--
Не могут ничего путем сделать... - бормочет Вера.
В соседнем ряду распахивается багажное отделение, и стюардесса бежит закрывать. Где-то свистит. Самолет останавливается, и двигатели взрерывают.
--
Ну, - говорю я и кладу в рот леденец истошно малинового цвета. - Да поможет нам бог, нам, не верящим в бога...
--
Нет, я не знаю, как ты, - возражает Вера. - А мне все-таки кажется, что-то есть...
Самолет, трясясь, стремительно катится по полосе. Нас неприятно вжимает в кресла. Момент - тряска завершается, полоса за окном меняет угол расположения, и мы уже в воздухе, и вот уже внизу остаются, стремительно опускаясь, верхушки Шереметьевских деревьев. Я судорожно глотаю, чтобы не закладывало уши. Женщина двумя рядами впереди откидывает кресло и механически, как бревно, укладывается спать. Кто-то достает кроссворды, кто-то карты, веселая компания у противоположных окошек гремит и булькает беспошлинным алкоголем. Мы только пролетаем через первое облако, а кто-то уже рванул в туалет.
