— Килли! — спросил я вернувшуюся девушку, — Ты сказала, что сама виновата, что случилось, почему вдруг такого стрелка и не берут?
Она остановилась, посмотрела на меня, видимо, решая говорить или не говорить.
— 'Ведьмой' меня прозвали. Мама, когда я ей сказала, что иду в школу воздушных стрелков, потащила меня к нашей колдунье. Я — комсомолка, но отказать матери... Меня напоили каким-то отваром, я ничего не помню, что происходило, но мне сказали, что меня заговорили, что я не умру, пока не покажу своё имя. А когда под Куусамо нас сбили, все выбросились на парашютах, командир и штурман попали к финнам, а мой парашют не хотел спускаться, и меня ветром оттащило на нашу сторону за линию фронта. Ребята достали шила, и мы напились, поминая моих. Я, по пьяне, всё и разболтала. А после того, как в третий раз сбили, у Рыбачьего, через пятнадцать минут нас вытащили катерники из воды, но и командир, и штурман были уже мертвы, а у меня ещё билось сердце. Теперь все верят, что я заговоренная. А свою смерть отдаю другим. Почему Вам рассказала? Так всё равно расскажут. Не лётчики, так бабы. Они у нас на язык шустрые.
В комнате вкусно запахло птицей. Килли стояла, помешивала супчик, добавляя туда какие-то коренья, листики, собранные ею в тундре по дороге.
— Ты — местная?
— Нет, я из Карелии, но жила недалеко отсюда, возле Кеми.
— А где стрелять научилась?
— Отец охотником был, и я каждый год ему помогала. Одна я дома росла, мама болела, и детей больше не было. До этого было трое, но все умерли от голода. А Вы откуда?
— Из Ленинграда.
— А у нас говорили, что из Казани...
— Работаю там, но первый год.
— У Вас отбоя не будет от местных женщин. Очень многие хотят, как можно быстрее, уехать отсюда. А мне нравится в тундре! Можно, я Вашу винтовку буду брать? Очень бой хороший! Дичи здесь много!
— А местное начальство ругаться не будет?
— Насколько я знаю, сейчас Вы здесь самый старший.
— Вот как?
— Все говорят. У меня готово!
Она поставила мне большую миску с супом из рябчика, а сама пристроилась на тахте и ела там, как я не уговаривал пересесть за стол, она не соглашалась. Она немного странная, по-русски говорит с лёгким акцентом, чуть растягивая слова, и, иногда неправильно ставит ударения. Другой народ, со своей культурой, своими привычками. И суп не напоминал ничего из того, что я пробовал из дичи. За счёт абсолютно других приправ. Кто она по национальности я не спросил, да и толку-то! Я не разбираюсь в северных народностях. Карелка, финка, саамка, большой разницы не вижу. Говорят, совсем разные, но я не улавливаю пока этой разницы. После ужина я заполнял карточки испытаний, все борта были на вылете, возвращаться будут после пяти утра. Килли ушла куда-то с посудой, затем появилась снова.
