Я вертела в пальцах деревянного волчонка, прижимала к лицу и просила – сама не знаю, у кого – чтобы всё, о чём я сейчас думала, обязательно сбылось.
Первые десять дней января почтовое отделение не работало, и добраться до телефона мне удалось только после каникул. Я забежала туда сразу после уроков. На улице было морозно, и на шарфе, в который я закуталась чуть ли не до носа, застыл серебряный иней. Телефонистка уже знала меня и потому, даже не дожидаясь просьбы, просунула в щель плексигласовой загородки синюю телефонную карту. Я вошла в кабинку и набрала заветный номер.
Трубка отозвалась всего двумя гудками, и на звонок тут же ответили. Я услышала голос тёти Маруси, но поначалу даже не узнала её. Её голос стал как будто бы… моложе. Обычно она говорила довольно отрывисто, деловито, торопливо, словно пыталась как можно скорее выдать собеседнику всю необходимую информацию, чтобы рвануть дальше заниматься своими делами. Теперь же её голос странно звенел.
– Тётя Маруся, – сказала я. – Здравствуйте, это Рада.
– Рада… – отозвалась она и вдруг замолчала.
Это насторожило меня.
– Тётя Маруся, с Новым годом вас! С новым счастьем! – пробормотала я.
Внутри у меня всё сжалось. Так уже было, когда мне сообщили о смерти деда. Время как будто застыло. Весь мой мир словно повис на волоске, и реальность окрасилась в странный серо-бурый цвет. Я старалась всеми силами оттянуть этот момент. По-детски пыталась спрятаться от реальности, зажмуривала глаза, отчаянно надеясь, что пока я ничего не знаю, ничего плохого и нет, и всё ещё может быть как прежде.
– Рада… – снова повторила тётя Маруся. – Радочка, родная…
И я, кажется, поняла, от чего так звенел её голос. В нём стояли непролитые рыдания.
– Что? – спросила я помертвевшими губами. – Что случилось, тётя Маруся? Что… с Гришей.
И она вдруг завыла в трубку, протяжно, дико, на одной ноте. Меня парализовало от этого дикого животного воя. Я лишь снова и снова лепетала непослушными губами:
– Что?.. Что?..
И с трудом разбирала прорывающиеся сквозь этот надсадный стон слова:
– Нет больше Гриши… Нет Гриши нашего… Господи, да за что мне это? Я даже тела его не видела. Хоть бы одним глазком… Мальчик мой!
У меня онемела рука, сжимавшая трубку. Так бывает, когда ночью случайно навалишься на неё всем телом и с утра, проснувшись, не можешь разжать кулак, пошевелить пальцами. Лишь чувствуешь, как под кожей тонко покалывает иголками, а странная боль отдает куда-то под лопатку.
