«Нищий, нищий! Коровий пасынок!»
Дед вскинул на него жесткие глаза и пошевелил бровями.
— А я на месте Володимирыча схватил бы тебя за вихры да заставил бы себе валенки целовать. Чего бы ты сейчас без коровы стал делать? Помер бы со своей Акулиной-то…
Ванька заерзал, вскочил с лавки, закричал и замахал руками:
— Да ведь, дядя Фома! Чай, честь-то дороже денег. Доброе-то имя слаще коровьего вымя. Хоть бы тебе доведись — заплакал бы от обиды. А я надел имею, хозяин.
— Надел!.. Корове на хвост надел…
Сыгней весело съязвил:
— У тебя, Ваня, честь-то семишник стоит. Это про тебя, что ли, песня поется?
Сидел Ваня на диване,
Чай с лимоном распивал…
Ванька заиграл локтями, заломался, выставил одну ногу, потом другую и хвастливо залопотал:
— Швеца-то я вмиг поразил. Видит, не купишь Юлёнкова. Хлоп-хлоп глазами-то, вошел в избу к Акулине. Со мной-то ему стыдно калякать, совсем я его сконфузил. Подходит к бабе и бормочет: «Корову-то, бат, я тебе, Акулина, выкупил. Храни ее. А на твоего дурака глядеть мне мочи нет». Вот как я его подшиб. А что с бабы взять: сползла на пол да ноги ему обнимает. Кричит дура: «Век буду за тебя бога молить, спасет тебя господь от бед и напастей». А он поднял ее, как курицу, — высохла вся, — и на кровать положил. «И чего, бат, ты, Акулина, жизнь свою с этим дураком загубила? Эх, баба наша русская!» Выбежал я за ним, а он слезы вытирает.
Бабушка перекрестилась и вздохнула.
— Человек-то какой… Господи!.. Сам-то пропадает в нечистой вере…
Ванька вдруг обмяк, пошел к двери и прислонился спиной к косяку.
— Бедность заела, шабры… хоть ложись да помирай…
Акулина-то от голоду с душой расстается. Куска хлеба нет.
Да и корова сдохнет.
Он махнул рукой и вышел, забыв надеть шапку.
Отец сидел и угрюмо молчал. Он как будто совсем не слушал Юлёнкова: он презирал его и пренебрегал им. Но видно было, что болтовня Ваньки растревожила его.
— И кому добро сделал — дураку беспутному! — ворчал дед. — Пять целковых выложил!
— Чай, не Ваньку он, а бабу пожалел, — недужным голосом пояснила бабушка. — Акулина-то всю жизнь промаялась с ним, непутевым. Господь привел, хоть сторонний человек ее приветил.
Мать сидела с краю скамьи, рядом со мной, и вздрагивала.
Дед поучительно рассуждал:
— Добро надо с расчетом делать, по-хозяйски. Добро прибыль любит. А какой толк добро на ветер сеять? Толкуешь: Акулина, Акулина… Она в гроб глядит, Акулина-то У нее и дети-то все сгинули.
— А баба-то была какая умная да рачительная, Акулина-то! — соболезновала бабушка. — Хоть и чеверелый был Ванька-то да ветрогон, а бабу-то в чахотку вогнал. Пока она с ним возилась, — а уж чахла, — детишки от брюшка да от горлышка умерли. Все прахом пошло.
