— А зачем?
— Эх, дурак! Да ведь потеха будет. Все село — на дыбы.
Мы не успели подойти к воротам: навстречу нам тесной кучей вышло начальство. Впереди, выпятив грудь, в черной шубе с серебряными погонами и в плоской шапке с кокардой, шел высокий человек с рыжими усами, с выпученными глазами. Рядом с ним степенно переваливался с боку на бок Пантелей в суконной бекеше, а за ними — полицейские в таких же плоских шапках с кокардами, усатые, по-солдатски свирепые, с оранжевыми шнурами, надетыми на шею, а еще дальше — какие-то сторонние мужики.
Кузярь шепнул мне торопливо:
— Ну, идем… никто не увидит…
Но я остановился, пораженный и испуганный. Эти люди показались мне зловещими и до помрачения страшными.
Мужики сняли шапки и сразу застыли в молчании. Я побежал обратно туда, на снежную горку, на крышу «выхода», где толпились парнишки. Там уже стояли и взрослые парни, а среди них Сыгней и Тит.
Пантелей помахал шапкой и по-бабьи крикнул:
— Старики, их благородие прибыли… насчет недоимок и земельных платежей.
Толпа робко зарокотала и покрыла голосишко Пантелея.
Усатый начальник выпучил красные белки и рявкнул:
— Молчать! Бараны! Слушай!
Толпа сразу угомонилась, и Пантелей опять закричал надсадно:
— Все сроки просрочены, мужики. А недоимок много.
Опись сейчас будет — имущество, скотину со двора изымут — Подожди, староста! — опять хрипло рявкнул усатый начальник. — Антимонию разводишь. Тут у вас все кулугуры: они все скрытые враги и обманщики. Их проучить надо, подлецов, мошенников. Сейчас на лошадях поедут урядники с сотскими по всему селу, чтобы не укрыли скот и домашние вещи. На каждый десяток домов назначить людей, и будем отбирать по списку. С молотка, на площади, у церкви… черт их раздери! Писарь, читай список!
Безбородый, криворотый, с длинными верхними зубами грызуна, писарь начал читать фамилии недоимщиков.
Я услышал имена Юлёнкова, Калягакова, Ларпвона… Писарь читал долго и называл сумму недоимки. На дедушке тоже числилось несколько рублей.
Около избы Ваньки Юлёнкова закликала, завопила Акул-шг., жена Ваньки. Где-то неподалеку истошно закричала другая баба, еще дальше — третья. Этот бабий визг стал перекатываться волнами и далеко к близко. Толпа глухо заворчала, мужики стали одурело оглядываться. Даже парнишки застыли на месте, не понимая, что случилось. По деревне лаяли встревоженные собаки. Густая толпа мужиков в затасканных, заплатанных полушубках заворошилась, заволновалась, загудела, несколько надорванных голосов закричало с отчаянием и злобой. Казалось, что эта туго сбитая толпа рванется к начальнику, к урядникам, к Пантелею и начнет молотить их палками и кольями. Но хриплый голос начальника опять оборвал эти крики:
