Миша все свое бормотал: - Русский я, нормальный я...
Случалось, и забывалось несчастье. Играл в волейбол, сдавал экзамены в техникум экономический - жизнь разная, она отвлекает. И, бывало, казалось, милейший он человек и кругом него все милейшие люди, а всех лучше - Антонина из соседней группы, которая отвечала ему несомненной взаимностью.
Так продолжалось пока, скажем, не начинался дождик. Попадал прохожему за шиворот, тот толкал выходящих из троллейбуса граждан и чертыхался в
пространство: - Матерь вашу, евреев развелось, ступить некуда!
Миша, услышав, вздрагивал и заболевал снова.
Другие по-приятельски подмигивали: - Ваши-то в Израиле что творят! Агрессируют.
И снова ходил Миша с бесполезным вызовом на лице, с мыслями своими ядовитыми, липучими. Тоня, теперь уже супруга его, женским чутьем угадывала такие моменты и говорила тихо, вкрадчиво:
- Мишок, мой Мишок...ничего тут не плохого в этой нации, и тебя, как ты есть, так и люблю.
Тем самым она только масла в огонь подливала:
- Что имеешь в виду? Какой я есть!
Окать пытался по-средневолжски - глупо выходило. Матерился - это уже обязательно: где надо -не надо. Усы, попробовал, отпустил черные, под черные глаза - грузином заделался.
- Ара-ара-арминда, - говорил, - панымашь кацо...
И прочий набор слов, которым в России представляют кавказкий язык.
Антонине не очень нравилось, разве что усики..., а знакомые категорически возражали:
- Ты лучше про явреев загни, изобрази-к-давай.
Что до самих евреев, то с ними дружбы не получалось. Он им сразу, с порога заявлял, что он есть Никишкин, во избежание недоразумений. А те как-то оставались совсем безразличны, к себе не звали, все чаще смеялись в ответ и говорили обычное - бьют не по паспорту, а по роже.
Эту хохму Миша и сам хорошо знал.
По окончании техникума заволновался о распределении на службу. И не зря. Представители министерств и ведомств знакомились с личными делами студентов и, не сговариваясь, отклоняли его кандидатуру. Какая-то захудалая фабрика из одолжения взяла его на место младшего экономиста, а, по сути, счетовода, с таким же младшим окладом по штатному расписанию.
Тут, в конторе и застали мы его за облупленным арифмометром Феликс, в процессе подсчетов фабричной недовыработки и прогулов.
- Дзынь-дзынь-тррак!
Это здесь сослуживцы столпились в его углу, где посетитель прыгал, дергая ушибленной ногой, ругаясь и жалуясь: - Выкрест, бандит, уби-и-л.
Никишкин и сам был не в лучшем состоянии. И с ним приключилась истерика. Он молотил кулаками без разбора, прямо по служебным бумагам и сверкал глазами.
