— Вот, возьмите. Здесь адрес.
— А к кому вы нас посылаете?
— К Ядвиге Стефановне. Она работала в нашей библиотеке, в прошлом году ушла на пенсию. Живет отсюда недалеко, частенько к нам захаживает. Да вот позавчера только была — жалко, не знала я… Сходите к ней, сходите, дома она должна быть. Скажете, что от Антонины Васильевны — так меня зовут…
Кестюк и Никон поблагодарили девушку и вихрем вылетели из библиотеки.
Они увидели нужный номер на углу красного кирпичного дома. Первый этаж его занимал магазин музыкальных товаров, и из открытого окна на улицу доносилось: «А-арлекнно, Арлеки-ино!..» Ребята завернули во двор, подошли к третьему подъезду и — бегом на третий этаж. Вот и квартира номер двадцать. Перевели дыхание, осмотрели друг друга, Никон пригладил волосы, а Кестюк коротко нажал на кнопку звонка. В ответ ни звука.
— Наверно, дома нет, — расстроился Никон.
— Может, Ядвига Стефановна легла спать, — сказал Кестюк. — Пенсионеры и днем могут спать… как дети. Ладно, позвоню еще.
На этот раз Кестюк нажал на кнопку несколько раз подряд. Ответа не было.
— Зря ждем. Ясно, хозяйки нет. — Никон шагнул к лестнице. — Пойдем лучше обратно в библиотеку…
— А-а, туда мы всегда успеем, — ответил Кестюк. — Нет уж, подождем Ядвигу Стефановну. Может, она в магазин пошла или, может быть, просто прогуляться.
— «Может быть, может быть»… А время-то идет.
— Ты забыл, что библиотекарша сказала? Две недели нам придется просидеть над таким длинным письмом. А Ядвига Стефановна за полчаса все переведет.
Ребята не спеша спустились во двор. Осмотрелись. У стены — целая груда пустых ящиков. Взяли один, перевернули вверх дном и уселись на него. Они решили во что бы то ни стало дождаться возвращения Ядвиги Стефановны.
Солнце поднималось все выше.
— Да мы тут поджаримся, — буркнул Кестюк.
Наверно, полчаса минуло, а в подъезд, в котором жила Ядвига Стефановна, прошел только старик с белой бородкой клинышком.
— И где она только ходит? — проворчал Кестюк и положил тетрадь с письмом себе на голову — уж слишком сильно припекало.
— Да, и где она только все ходит? — услышал он вдруг чей-то ехидный голос. Оглянулся — никого.
— Это ты меня передразниваешь? — повернулся Кестюк к своему товарищу.
— Я? Ты что… — обиделся Никон. — Я думал, это ты сам… дурачишься, девчоночьим голосом разговариваешь…
Кестюк вскочил на ноги.
— Так ты, значит, ничего не сказал?
Никон выпучил глаза.
— Я? Ни слова.
— Интере-есно… — протянул Кестюк. — Больно уж знакомый голос был… Кто же это нас разыгрывает?
