Нелюбин, Екименков и проводник Калюжный прибежали, когда все уже было кончено, и Воронцов, задрав вверх куртку и разрезав одежду «древесной лягушки», подсовывал марлевый тампон, чтобы остановить кровь. Фельдшер Екименков тут же перехватил руку ротного, сказал:
– Дайте-ка я сам…
Фельдшер осмотрел рану и взглянул на Воронцова:
– Товарищ старший лейтенант, допрашивайте. Скорее.
Воронцов наклонился к бледному лицу «древесной лягушки» и спросил по-немецки:
– Какое задание вы выполняете здесь?
Тот молчал. Наблюдал за руками Екименкова, который осторожно и умело накладывал на рану тампон, и молчал. Кровь, наконец, удалось остановить.
– Сколько вас здесь и каков маршрут движения?
Раненый посмотрел на Воронцова, поднял руку, словно пытаясь дотянуться до его кортика, рукоятка которого торчала из голенища сапога, и сказал:
– Как ты меня… Воровской удар… Будь ты проклят, красноперый.
– Русский. – Калюжный толкнул его в плечо стволом ТТ. – Ты, сволочь продажная, отвечай, когда тебя спрашивают! Ну? Чего молчишь, как будто ничего не понимаешь. Все ты понимаешь, шкура немецкая!
Воронцов повторил свои вопросы по-русски.
– Слышь, командир, – поднял голову раненый, – меня Андреем зовут. Давай поговорим по-человечески. Я знаю, мне хана. В живот… Это конец. Меня Андреем зовут. Хоть ты и сволочь комиссарская. А все же русский человек.
– Я не комиссар. Я офицер, командир стрелковой роты.
– А как оказался здесь? Где твоя рота?
– Не твое дело.
– Врешь, прихвостень жидовский.
– Вот уж кем никогда не был, – усмехнулся Воронцов.
– Не был? А кто же ты есть?
– Говорю тебе, командир стрелковой роты. Старший лейтенант Воронцов. Для тебя сейчас самое разумное ответить на некоторые вопросы.
– Андреем меня зовут. Андреем.
Воронцов вдруг почувствовал, что не может произнести его имени. Нелюбин, все это время молча стоявший рядом, нагнулся к раненому и сказал:
– Андрей, говоришь?
Раненый вскинул голову, посмотрел на Нелюбина и кивнул:
– Андрей, батя. Точно.
– И отец, должно быть, у тебя есть? И мать ко двору дожидается?
– И отец, и мать, – вздохнул Андрей и поморщился от боли. – Все как у людей. И крест на груди. А удача вот отвернулась. Ротный твой, батя, оказался половчее меня.
– Эх ты, Андрей, Андрей… Держи нос бодрей…
– Все, батя, отдержался. Убил меня ваш старлей. Воровской удар. А я думал, что возьму тебя легко. – И Андрей повернул голову и посмотрел на Воронцова. В глазах его уже появился туман.
– Куда ж ты шел, Андрей? – спросил Нелюбин. – За нами, что ли?
