– Это мне известно, – сказал Крауч, упорно не желая уступать.
– И это особенно верно при таких вот заболеваниях сердца, – продолжал Карр, уже более уверенно, почувствовав себя на твердой почве, поскольку пересказывал самим когда-то написанное. – С человеком может приключиться и кое-что похуже… Медицинские книги полны описаний таких случаев… однако, неизвестно почему, психологически именно сердечный приступ оказывает наиболее жестокое воздействие. Наверное, это связано с тем, что наше сознание целиком зациклено на сердце и мы осознаем, что поражены в самое сердце… Мы даже и слово это употребляем.
– И это мне тоже известно, – упорствовал Крауч.
– К тому же есть и еще одна опасность в лечении, к которому приходится прибегать. – Продолжая говорить, Карр испытывал странное ощущение растерянности: он прибегал к тем самым доводам, какие его критики так часто пускали в ход против него самого. – Для того чтобы дать сердцу возможность исцелиться, мы вынуждены устанавливать режим почти полной неподвижности: никакой иной альтернативы нет, это единственное средство лечения, каким мы располагаем, а значит, нам не избежать психологического воздействия, которое оно непременно окажет. Обездвижить тело больного мы можем: в этом главным образом и есть смысл госпитализации, – но нам не остановить работу его сознания. О, какое-то время можно держать больного на успокоительном, но самое большее лишь несколько дней. После чего сознание заработает. Человек начнет прокручивать всю свою жизнь, кладя на одну чашу весов то, что он сделал, а на другую то, чего он достиг в результате, спрашивая самого себя, оправдана ли цена, которую он платит теперь. Если он из тех неуемных и неугомонных, которые с головой уходили в работу, а большинство инфарктников, не достигших пятидесяти, разумеется, таковы… то, вероятно, вполне может оказаться, что вопросом этим он никогда прежде не задавался. Чаще всего дело кончается тем, что человек устанавливает для себя новый набор ценностей.
– Вовсе не обязательно, что это плохо. Если человеку удается перенаправить мышление в нужную сторону, это, может статься, чертовски здорово.
– Разумеется. Однако это может означать, что он не захочет возвращаться на старую работу. Возможно, он захочет…
Даже пружины кушетки протестующе взвизгнули, так резко вскинулся Крауч, задиристо утверждая:
– Слов нет, я хочу, чтобы Джадд вернулся на работу. Само собой, хочу. Чего бы мне не хотеть? Работник он чертовски ценный. Только если для него это лучший выход, так и быть! Он ничего не должен ни мне, ни компании. Как раз наоборот. Если бы не Джадд Уайлдер… – Голос у старика сорвался, словно в горле застряло нечто невыразимое, лицо его потеряло всякое выражение. Именно в этот момент Аарон Карр отчетливо ощутил, как смутное вдруг сделалось прозрачным, как сложилась интуитивная картина, которая всегда становится конечной целью диагностического поиска, возникло чувство, будто удалось ему заглянуть в некий потаенный уголок человеческого сознания, прозрение, которое всегда вызывало в нем едва ли не мистическое состояние превосходства.
