– За что? – спокойно спросил Вазарий, обращаясь лично к Константину.
– Казнить! Казнить! Казнить! – не мог остановиться тот, сильно топая ногой.
Вазария связали, вместе с Самвелом вытащили из дворца. Обоих провезли по улицам на деловито шумевшую базарную площадь и быстро, никому ничего не объясняя, отрубили головы. Трупы оставили там же, поскольку Мидас не знал, как с ними поступить. Люди молча проходили мимо казнённых, стояли, переглядывались и также молча расходились. Никто не посмел помешать сыновьям Вазария, когда они подобрали тела и увезли их в родную деревню, тоже не проронив ни слова.
Прошло полтора года, на империю напали враги, древнее государство беспощадно уничтожалось варварами. Император Константин, запивая вином горечь от поражений, звал на помощь венецианскую гильдию купцов. Но те увели свои корабли из всех портов страны вместе с охраной, товарами и казной; варвары не собирались завоёвывать моря.
Другие государства, ранее учившиеся управлению и воинскому искусству у граждан тысячелетней империи, тоже отказали в помощи; они сами становились сильнее, устраняя сильного.
У народа империи, разорённого налогами и появлением более дешёвых товаров из других стран, не осталось ни сил, ни желания спасать власть императора, даже, если от этого зависела их собственная жизнь. Кто мог, бежал, некоторые переходили на сторону варваров, обещавших долю в добыче, другие сражались и погибали, выполняя свой долг, как они его понимали.
Когда враг окружил столицу, император в последней надежде отправил людей на все площади искать Вазария. Надрываясь, кричали его посланники среди поредевшей толпы. Никто не отозвался».
– Жизненно, – пробормотал Рысь и тут же захрапел, утомлённый длинной притчей.
Вскоре весь их закуток мирно спал, и только у Робера крутились в голове странные мысли. Он долго ворочался этой ночью.
* * *
Юноша очень уставал за день. И постоянно хотелось есть. Он заметил, что здорово похудел, но и вырос за эти полгода в мрачных подземельях королевской тюрьмы. Родственники, казалось, совсем забыли о его существовании. И он был неимоверно этому рад. Потому что очень привязался к воинам Кима. Он не воспринимал их как забитых узников. Для юноши они стали друзьями и соратниками, учителями и советниками. Робер впервые так полно почувствовал мужское воинское единение. Но боль в сердце не уходила. Он постоянно ждал беды.
Поздняя осень кружила сырыми сквозняками по всем уголкам темницы. Теперь узники спали, тесно прижимаясь друг к другу. Ночью в коридоре оставляли только два факела. Тишина прерывалась кашлем, сонными криками и стонами. Роберу не спалось. Накануне из соседней клетки увели на казнь четверых. Последним вытащили мальчика лет десяти. У него не было сил идти самому, и тюремщики волокли его по полу, размазывая кровь, испачкавшую всю одежду несчастного. Мальчик еле слышно плакал.
