И, наверно, с полчаса они вчитывались в этот ответ и не могли поверить. А потом Ринальдо уткнулся в стол лицом и стал плакать. А Чанаргван, заплетаясь ногами, побрел к бару.
Каждое утро Мэлор просыпался теперь со странным, полузабытым смущением детского счастья, словно в давние дни рождения, когда обнаруживал по утрам невесть откуда взявшиеся у изголовья давно желанные мальчишечьи драгоценности. Не открывая глаз, он предвкушал то новое, что вдруг, волшебно войдет в его жизнь и сделает ее еще богаче и радостней… Так и теперь. Еще в наполненной несуразностями полудреме проклевывалось восторженно ожидание и уверенность в том, что отныне существование имеет какой-то высший смысл и что день начнется с великолепного, долгожданного подарка, с упоительного ощущения новой собственности и с благодарности тем, чьи заботы дали Мэлору этот праздник. Тело томительно млело, мозг медленно выпеленывался из наполненного радугой сна…
Бекки спала, повернувшись к Мэлору лицом, легко касаясь теплым подбородком его плеча. Чуть шелестело ее дыхание, и Мэлор сковался и замер, боясь. Он не смел даже взглянуть, не открывал глаз — а вдруг разбудит. Все три недели он просыпался так и боялся взглянуть, ждал, когда чуть меняющийся ритм дыхания возвестит, что Бекки просыпается сама и что можно смотреть — как сонная детскость, туманящая черты ее лица, тает, отступает и наконец прорывается вспышкой первого взгляда… И он вслушивался, всеми нервами, всей кровью уходил в ощущение терпкой нежности, текшей из прильнувшей к нему сказки, хрупкой, мерцающей сказки щеки и колена.
Потом он вновь задремал, потому что совсем, по совести сказать, не выспался, а потом проснулся, услышав осторожный шепот:
— Бом… а Бом…
Он открыл глаза, и она, увидев, что он проснулся, громко заявила:
— А ну, поднимайся! Морду бить буду!.. Мэлор сладко потянулся и сказал барственно:
— Подайте, голубушка, завтрак мне в постель.
— Чего? — возмутилась Бекки.
— Я так утомлен…
— Нетушки, нетушки! Давай поднимайся, тоже мне, граф Вронский… Что, опять всю ночь не спал?
— Ну, в общем… — ответил Мэлор. — Ты не слышала разве, как я лег?
— Не-а. Знаешь же, как я дрыхну… Проснулась один раз, около трех — ты еще сидел…
— Может быть, — Мэлор балансировал на одной ноге, всверливая другую ногу в брючину, — не помню…
— Над чем теперь-то маешься, горемычный?
— Да над тем же… Новый детектор пытаюсь рассчитать. Понимаешь, ласонька, совсем в ином спектре. Где-то, может быть, даже к нейтрино ближе… — он протрусил в ванную, открыл кран и стал увлеченно швырять воду себе в лицо.
