Восемнадцатое сентября 1967 года. Отслужив 11 месяцев и 29 дней во Вьетнаме, я собирался домой. Малярия уменьшила мой вес более чем на семнадцать килограммов. Я выглядел и чувствовал себя лежалым трупом в солдатских ботинках. Мое сердце было переполнено смертью – ее запахом, видом, ее мучительной окончательностью.
Я стоял в очереди на проверку зрения. У всех нас были планшеты с анкетами, которые следовало заполнить. Парень передо мной спросил, можно ли воспользоваться моей ручкой. Мы разговорились. По его словам, он был инструктором собак, а теперь собирался домой, на родительскую ферму в Айове.
– Там такая красота! – восторгался он. – Я уж не думал, что доживу до той минуты, когда увижу наши места снова.
Я рассказал ему о служебном псе, с которым подружился, и о том, что случилось с ним и его инструктором. От следующих слов моего собеседника у меня перехватило дыхание.
– Так ты имеешь в виду Красавчика! – воскликнул он, внезапно оживившись и улыбаясь.
– Да, а как ты догадался?
– Его отдали мне после того, как погиб мой пес.
На секунду меня затопило ощущение счастья. А потом в голове возникли две неприятные мысли. Во-первых, я должен был спросить его, что сталось с Красавчиком. Во-вторых, этот парень собирался домой, бросив верного пса здесь, продолжать служить, пока удача не повернется к нему задом.
– Ага… – проговорил я, глядя на носок своего армейского ботинка, старательно растирая им воображаемую сигарету. – И что же случилось с этим псом?
Парень понизил тон, как делают люди, когда приходится сообщать дурные новости:
– Его больше нет.
Я был по горло сыт смертью, настолько, что меня едва не вырвало. Хотелось просто сесть на пол и заплакать. Полагаю, этот парень заметил мои стиснутые кулаки и влажно блеснувшие глаза. Он заговорил еще тише, нервно оглядевшись.
– Он не умер, приятель, – сказал он. – Его больше нет здесь. Я упросил командира заполнить на пса свидетельство о смерти и отослал его домой к своим родителям. Он живет там уже две недели. Слышишь? Красавчик дома, в Айове.
Поступок этого худощавого фермерского паренька и его командира, безусловно, был мелочью по сравнению с глобальным воздействием войны во Вьетнаме, но для меня он явился символом того, что на самом деле происходило в сердце каждого из нас. Из всех решений, принятых во Вьетнаме, с этим мне уживаться легче всего.
Видно, есть в моей матери нечто такое, что привлекает орнитологов. Все началось много лет назад, когда кто-то из этих специалистов выяснил, что к ее птичьей кормушке прилетают дятлы редкого вида. Двое специалистов приехали к нам в дом и засели у окна, обмениваясь восклицаниями и фотографируя птиц большими профессиональными камерами. Но еще долго после того, как кокардовые дятлы удалились на покой, орнитологи сидели у нас. И потом все время казалось, что в доме и вокруг него постоянно пасутся трое-четверо из них, неизменно оставаясь на ужин.
