Даша подошла к раненому краснофлотцу и взяла его безжизненную руку, чтобы проверить пульс, и вдруг услышала:
– Сестренка, – моряк был в сознании. Его голос звучал приглушенно, как будто он говорил сквозь ватный тампон.
– Что, родной? – Даша склонилась над раненым. – Говори, я тебя слышу.
– Слушай, – проговорил моряк. – Я тебя что попрошу…
– Да, родной? – Дарья пыталась поймать пульс, но тоненькая ниточка жизни то проявлялась несколькими едва ощутимыми ударами, то исчезала вовсе. – Говори, я слушаю тебя. Только быстро – тебя нужно срочно на операционный стол!
– Погоди, сестренка! – сказал старшина и снова замолчал. Даша не торопила его. Она была уже достаточно опытной операционной сестрой и видела подобные ранения не раз и не два – она знала, что моряк вряд ли дотянет до вечера. – Я, это…
Раненый тяжело, надсадно закашлялся, и в уголках его рта запузырились клочья кровавой пены.
Дарья промокнула кровь бинтом…
– Я тебя попросить хочу… – проговорил моряк покашливая, еще тише, чем прежде.
– Проси, родной! – Даша почему-то подумала, что раненый попросит воды…
Моряк долго молчал, и Дарья решила, что он потерял сознание.
Но старшина вновь открыл глаза.
– Сестричка, – сказал он. – Никогда в жизни меня не целовала женщина. Я даже не знаю, как это… Поцелуй, а… А я тебя за грудь подержу… Дай умереть спокойно…
Даша растерялась… Горячая кровь ударила ей в лицо… Просьба умирающего от ран моряка была так неожиданна и так нелепа, что она не знала, что ему ответить и как себя вести. И тут ее взгляд натолкнулся на взгляд раненого. И столько отчаяния было в его взгляде, столько неземной боли!
«Господи! Да что ж это такое?!» – подумала девушка.
Она уже знала, что должна сделать… Даша опустилась перед носилками на колени и склонила голову над старшиной.
Рука моряка дернулась в тщетном усилии, и Даша, взяв эту руку, приложила ладонь к халату, к своей груди…
Мягкая улыбка расплылась по измученному нечеловеческой болью лицу раненого…
Даша, глотая горючие слезы, держала у своего сердца холодеющую руку героя – старшины морской пехоты Костюренко, страстно, от всей души желая продлить мгновения его жизни, утекавшей сейчас капля за каплей из пробитого фашистскими пулями тела, и думала о том, что он лишь один из многих мальчишек, погибших смертью храбрых, не познав еще радости первого поцелуя и не прикоснувшись к женскому телу…
Он так и умер – с мечтательной улыбкой на юношеском лице…
Наум Михайлович, выйдя из операционной, пошел через предбанник на воздух, покурить. И встал как вкопанный… Он видел все…
